Наука. Общество. Оборона. 2025. Т. 13. № 3. С. 00–00. 

Nauka. Obŝestvo. Oborona. 2025. Vol. 13, no. 3. P. 00–00.

УДК: 327(510)

DOI: 10.24412/2311-1763-2025-3-00-00

Поступила в редакцию: 20.05.2025 г.

Опубликована: 23.06.2025 г.

Submitted: May 20, 2025

Published online: June 23, 2025 

Для цитирования: Рязанова М.А., Галиуллин М.З., Галиуллина Э.Р. Преимущества китайской инициативы «Один пояс, один путь» для Азии: импульс к развитию или новый неоколониализм? // Наука. Общество. Оборона. 2025. Т. 13, №3(44). С. 00-00. 

https://doi.org/10.24412/2311-1763-2025-3-00-00.

For citation: Ryazanova M.A., Galiullin M.Z., Galiullinа E.R. Benefits of «Belt and Road» for Asia: A Boost to Development or a New Neo-Colonialism?. – Nauka. Obŝestvo. Oborona = Science. Society. Defense. Moscow. 2025;13(3):00-00. (In Russ.). 

https://doi.org/10.24412/2311-1763-2025-3-00-00.

Конфликт интересов:  О конфликте интересов, связанном с этой статьей, не сообщалось.

Conflict of Interest: No conflict of interest related to this article has been reported.

    

© 2025 Автор(ы). Статья в открытом доступе по лицензии Creative Commons (CC BY). https://creativecommons.org/licenses/by/4.0/ 

© 2025 by Author(s). This is an open access article under the Creative Commons Attribution International License (CC BY)

МЕЖДУНАРОДНЫЕ ОТНОШЕНИЯ

Обзорная статья

ПРЕИМУЩЕСТВА КИТАЙСКОЙ ИНИЦИАТИВЫ «ОДИН ПОЯС, ОДИН ПУТЬ» ДЛЯ АЗИИ: 

ИМПУЛЬС К РАЗВИТИЮ ИЛИ НОВЫЙ НЕОКОЛОНИАЛИЗМ?

 Рязанова Мария Александровна ¹ , Галиуллин Марат Зуфарович ², Галиуллина Эльвира Рахимзяновна ³

 ¹ Казанский (Приволжский) федеральный университет,

г. Казань, Российская Федерация, 

ORCID: http://orcid.org/0000-0002-9453-6070, e-mail: Mari.Ryazanova.01@mail.ru

² Казанский (Приволжский) федеральный университет,

г. Казань, Российская Федерация, 

ORCID: http://orcid.org/0000-0002-3798-4328, e-mail: maratscorpion@yandex.com

 ³ Казанский (Приволжский) федеральный университет,

г. Казань, Российская Федерация, 

ORCID:  https://orcid.org/0000-0002-2516-5915, e-mail: elvi-galiullina@yandex.ru

Аннотация: 

Статья посвящена критическому анализу китайской инициативы «Один пояс, один путь» в контексте понятия современного неоколониализма. Исследование ставит целью выявить, представляет ли данный проект инструмент неоколониального влияния Китая на менее развитые страны, в частности, государства Центральной Азии. В работе проводится теоретическая дифференциация понятий колониализма и неоколониализма, опирающаяся на труды российских и зарубежных исследователей. Анализируется структура и цели проекта «Один пояс, один путь», включая аспекты инфраструктурного, экономического и культурного взаимодействия. Особое внимание уделяется критике возможных неоколониальных импликаций китайской внешнеэкономической стратегии и сопоставлению китайского подхода с американским глобализмом. Делается вывод о двойственном характере китайской инициативы, которая, с одной стороны, демонстрирует черты экономического доминирования, а с другой — предлагает альтернативную модель международной интеграции, потенциально менее агрессивную по отношению к культурному суверенитету партнерских стран. 

Ключевые слова: международные отношения, «Один пояс, один путь», Китайская народная республика, Евразия, США, колониализм, неоколониализм, транснациональная корпорация, ТНК, глобализм, экономическая стратегия, экономический рост, китайская политика мягкой силы, китайское присутствие в Африке, китаецентристская модель, «слабое руководство варварами»

ВВЕДЕНИЕ

Китайская экономика является одной из наиболее активно развивающихся в картине современной мировой экономки. Причем путь от периферийной и малоразвитой страны до экономического гиганта Китай прошел быстрыми темпами – меньше, чем за полвека. В современной мировой экономике Китай играет одну из наиболее важных ролей. И, соответственно, встает вопрос, не стремится ли Китай упрочить и расширить свое экономическое и геополитическое влияние путем установления неоколониальных отношений с другими, менее развитыми странами? 

Мы сконцентрируемся на анализе одной из инициатив Китая в области внешней экономики, а именно инициативе «Один пояс, один путь», которая является предложением Китая по созданию экономического союза между странами Евразии. Важно отметить, что китайская сторона воспринимает этот проект как современную интерпретацию древнего Шелкового пути, который «олицетворяет стремление китайских предков к лучшей жизни, способствует взаимосвязи стран Азии и Европы, обмену цивилизациями между Востоком и Западом» [12, p. 89]. 

КОЛОНИАЛИЗМ И НЕОКОЛОНИАЛИЗМ

Чтобы ответить на вопрос, действительно ли данная инициатива Китая может обладать неоколониальными импликациями, стоит определить и развести два ключевых понятия – «колониализм» и «неоколониализм». 

Колониализм – это система, сложившаяся в результате Великих географических открытий и предполагающая разделение на страны-метрополии (центр) и страны-колонии (периферия). Метрополии обладают юридической и фактической властью над колониями, полностью управляя ими. Это управление можно назвать непосредственным и легитимным, поскольку колонии юридически определялись в качестве «подвластных территорий». Однако система прямого колониализма официально искоренилась уже после 1960-х годов, что связано с различными национально-освободительными тенденциями в странах-колониях и с установлением права суверенитета каждого государства. Мы можем констатировать, что колониализм старого типа остался на страницах истории. Однако можно ли сказать, что колониальные тенденции удалось полностью искоренить? Не остаются ли они и сейчас, усложняясь и приобретая иную форму? 

В целом, форма колониализма, соответствующая современности, может быть названа неоколониализмом. Е.В. Балацкий фиксирует переход от колониальной к неоколониальной системе следующим образом: «эксплуатация бывших колоний продолжалась в несколько ином формате. Эти факты позволяют говорить о наступлении примерно в 1960 г. эры неоколониализма, когда колонии, став формально (de-jure) суверенными государствами, реально (de-facto) продолжали оставаться под патронажем государств – лидеров мирохозяйственной системы. В этот период старая колониальная модель мира сменяется на неоколониальную, а процесс управления неоколониальными государствами со стороны новых империй становится по большей части невидимым» [2, с. 47].

Итак, неоколониализм предполагает не прямое, но опосредованное влияние на страны-сателлиты. Это влияние, по большей части, носит именно экономический характер. И во многом связано с глобализацией современной экономики. Одно государство может навязать свое экономическое влияние другим государствам через, например, монопольный экспорт/импорт товаров или размещение производственных мощностей на территории другого государства. Так, А.А. Горелов полагает, что современный неоколониализм может носить только глобальный характер [3, с. 58]. Он выражается в том, что современный глобальный неоколониализм представляет собой актуальную форму глобализационных процессов, выступая инструментом глобального империализма (1). Данный феномен трансформирует традиционные империалистические механизмы в систему глобализма, способствуя формированию единого мирового пространства, управляемого из новой коллективной (корпоративно-политической) метрополии. В отличие от классической колониальной модели, где центром власти выступала столица метрополии, в условиях глобального неоколониализма эту роль выполняет отдельное государство или даже коалиция государств. 

Можно суммировать определение глобального неоколониализма следующим образом: глобальный неоколониализм представляет собой структурно-иерархическую систему экономического и политического доминирования, навязываемую государствами западного мира остальным странам посредством военно-стратегического превосходства и монополизации ключевых рычагов влияния на транснациональный капитал. Данный феномен реализуется через деятельность международных финансовых институтов и корпораций (ТНК), что позволяет сохранять и главное воспроизводить отношения зависимости в глобальном масштабе. Причем неоколониализм может приобретать многомерные, не только экономические или политические, формы. 

Согласно Горелову, современную конфигурацию западного неоколониализма можно представить в следующем виде: «В общей структуре системы глобального неоколониализма можно выделить: 1) метрополию; 2) промежуточные страны различной степени зависимости от метрополии; 3) колонии разного уровня. Государства также вертикально структурируются: высший уровень – США, затем последовательно европейские страны (без стран Восточной Европы), Израиль, Япония, дружественные сателлиты (например, Саудовская Аравия), не вполне дружественные и опасные (например, Россия), соперники, которых приходится терпеть (Китай), обрекаемые на роль изгоев (Иран). Конфигурация может меняться в связи с изменением конкретной политической ситуации» [3, с. 59]. Интересно, что в качестве одного из главных соперников США за неоколониальное доминирование Горелов выделяет именно Китай. Следует рассмотреть правомерность такого выделения, проанализировав геополитические инициативы Китая и, в частности, инициативу «Один пояс, один путь».

В целом, следует отметить, что нынешняя структура глобальных экономических отношений продолжает воспроизводить формы зависимости, схожие с классическим колониализмом, но в трансформированном виде. Неоколониализм не требует прямого контроля, а реализуется через экономическое доминирование, культурное влияние и институциональные механизмы. Китай, хотя и не принадлежит к историческим метрополиям, становится новым субъектом, стремящимся к роли глобального центра.

СОДЕРЖАНИЕ ПРОЕКТА «ОДИН ПОЯС, ОДИН ПУТЬ»

Итак, возникает вопрос: способен ли Китай претендовать на роль глобального лидера, сменив США на мировой арене? В рамках этого анализа мы рассмотрим ключевые элементы китайской геополитической стратегии, в первую очередь, проявленные через программу «Один пояс, один путь», и попытаемся определить, действительно ли эти инициативы содержат признаки неоколониальных тенденций. 

Инициатива «Один пояс, один путь» была представлена председателем Китая Си Цзиньпином в сентябре 2013 г., что стало важным этапом в реализации его внешнеполитических планов.

Проект предполагает интеграцию сухопутных и морских торговых маршрутов с целью оптимизации поставок товаров в страны Юго-Восточной Азии, Африки, Ближнего Востока и Европы, обеспечивая их быструю и экономичную доставку. В рамках данной инициативы планируется объединение двух направлений: «Экономического пояса Шелкового пути», объединяющего несколько межрегиональных торгово-экономических коридоров, а также «Морского Шелкового пути XXI века». На сегодняшний день более 150 государств заключили с Китаем соглашения о сотрудничестве в рамках реализации данного проекта [6].

И.Г. Чубаров и Д.Б. Калашников выделяют пять наиболее приоритетных экономических направлений развития и интеграции программы «Один пояс, один путь» [8, с. 27-28]: 

1. Политическое координирование, предполагающее поддержку китайских ТНК в условиях выхода их на рынки других стран, путем сотрудничества с правительствами других стран;

2. Избавление от инфраструктурных ограничений с целью переноса производства из Китая на территории других стран;
3. Установление непрерывной торговли с другими странами, минимизация протекционизма;
4. Обеспечение свободного передвижения капитала;
5. Укрепление близости и солидарности между различными народами. 

В целом, все эти направления могут быть суммированы как стратегия продвижения Китаем своих ТНК на территориях других, менее развитых, стран Центральной Азии. Идея Экономического пояса Шелкового пути демонстрирует амбиции Китая воспринимать территорию Центральной Азии в значительно более масштабном экономическом и интеграционном плане, чем это делают другие региональные участники. В рамках данной инициативы предлагается масштабный проект содействия экономическому развитию, охватывающий территорию от Восточной Азии до Европы, при этом Китай выступает в роли главного инициатора и ведущего исполнителя. Здесь акцент делается не столько на формировании евразийской зоны свободной торговли, сколько о поддержке экономического роста и развитии транспортно-инфраструктурных связей на евразийском пространстве при активном участии Китая. Однако, как отмечают С.Г. Лузянин и А.В. Афонасьева, задача проекта «Один пояс, один путь» состоит не только в оптимизации и расширении инфраструктуры: «Китай вкладывает основные средства в энергетику, сырьевые отрасли, сферу услуг, обрабатывающую промышленность, телекоммуникации и недвижимость, совмещая достижение экономических целей по вхождению своего капитала в экономику других стран с геополитическим расчетом превращения Китая во вторую глобальную державу» [5, с. 6].

Тем не менее, проект «Один пояс, один путь» можно рассматривать не только как экономическую стратегию, но и многомерным планом, затрагивающим множество сфер общественной жизни. В этом может проявляться глобальность этого проекта. Но, с другой стороны, эта глобальность может перекликаться и с глобализмом Китая. Так, Р. Аояма подчеркивает, что проект «Один пояс, один путь» не зацикливается только на Евразии, но предлагает более масштабные перспективы, обращаясь, например, к странам Африки или Латинской Америки [9, p. 19]. 

Иными словами, несмотря на риторику взаимовыгодного партнерства, проект характеризуется асимметричностью: менее развитые страны выступают как принимающая сторона, а Китай сохраняет инициативу и контроль. Эти черты позволяют говорить о потенциальной неоколониальной направленности проекта, при этом сохраняется амбивалентность его оценки.

ВОЗМОЖНЫЕ НЕОКОЛОНИАЛИСТСКИЕ ИМПЛИКАЦИИ ПРОЕКТА «ОДИН ПОЯС, ОДИН ПУТЬ»

В теоретическом плане инициатива «Один пояс, один путь» выглядит достаточно позитивно: она предполагает гармонизацию отношений между странами-соседями, экономическую и политическую интеграцию между странами, учреждение новых инфраструктурных цепочек и торговых путей. Однако стоит задаться над вопросом, не проглядывается ли за этим проектом международной интеграции новый неоколониализм «по-китайски»? 

Действительно, во многом направления данного проекта концентрируются на снятии ограничений деятельности китайских ТНК на территориях других стран, а расширение влияния ТНК является одним из возможных симптомов неоколониализма. Как констатирует М.С. Абрамкина, «вопрос рисков данного проекта на сегодняшний день изучен довольно плохо» [1, с. 442]. И поэтому возникает необходимость более объективно оценивать возможные неоколониалистские импликации инициативы «Один пояс, один путь».

Подозрения насчет китайского неоколониализма не новы. Например, известен кейс китайско-африканских отношений, которые иногда критикуются как неоколониальные. Как пишет Т.Л. Дейч, «растущее присутствие Китая в большинстве стран дает повод критикам обвинять его в экспансии и даже называть китайскую политику разновидностью неоколониализма. В силу сказанного, Китай видит одной из задач улучшение своего имиджа, а этой задаче как нельзя лучше отвечают активно используемые им на африканском континенте инструменты «мягкой силы»» [4, с. 136]. Китайская политика мягкой силы относительно африканских стран может проявляться, например, в том, что только в 2015 г. на африканском континенте было открыто пять новых центров культуры, а также регулярно проводятся мероприятия, такие как дни, недели и месяцы китайской культуры в Африке. Взаимные культурные акции, посвященные африканским традициям, организуются и в Китае, способствуя укреплению межкультурных связей и развитию взаимного понимания. В Пекине действует Китайско-африканская ассоциация дружбы, а подобные организации созданы в нескольких странах Африки, что способствует развитию гуманитарных и культурных связей между Китаем и африканскими государствами. Согласно мнению Дейча, присутствие Китая в Африке представляет собой стратегию взаимовыгодного сотрудничества, при которой обе стороны получают преимущества, реализуя стратегию «win-win». С другой стороны, М. Чан и М.М. Эдел настаивают на том, что китайское присутствие в Африке – это четкое проявление неоколониализма, который, однако, маскируется под взаимовыгодное сотрудничество [10, p. 4]. Но можно ли зафиксировать подобный симбиоз в рамках стратегии «Один пояс, один путь»?

Мы можем зафиксировать как институциональный, так и культурный разрыв (дистанцию) между Китаем и странами, сотрудничающими с Китаем в рамках рассматриваемого проекта (по преимуществу страны Центральной Азии). Культурная дистанция определяется различиями между национальными культурными традициями Китая и его партнеров, что влияет на качество и глубину их взаимодействий. В то же время институциональная дистанция отражает степень сходства или различия в уровнях экономического развития участвующих стран, оказывая существенное влияние на характер и эффективность совместных инициатив. Как отмечают М.Н. Чистанов и др., «в китаецентристской модели этническая проблематика возможна лишь как проблематика обочины, окраины. Здесь китайцы действуют в традиционной для себя манере «слабого руководства варварами», демонстрируя прагматический подход к решению проблем межнационального и межкультурного взаимодействия» [7, с. 166]. Иными словами, существует риск, что проект «Один пояс, один путь» устанавливает этнический и культурный плюрализм лишь декларативно, но фактически культурная пропасть между Китаем и другими, менее развитыми, странами преодолевается не в пользу последних. 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Можно ли утверждать, что китайская модель интеграции во многом строится на приоритете экономического, а не культурного взаимодействия, как отмечают Чистанов и др. [7, с. 166]? Мы видим, что китайская политика «мягкой силы» в африканских странах, наоборот, имеет сильную культурную составляющую. И, на наш взгляд, Китай вполне отстаивает ценности этнического плюрализма и межкультурного диалога.

Следовательно, китайская внешняя культурная и экономическая политика и, в особенности, мегапроект «Один пояс, один путь» сейчас не могут быть названы неоколониализмом, пришедшим на смену американскому глобализму. Но чреват ли данный проект неоколониальными тенденциями в целом? На этот вопрос нельзя ответить однозначно, поскольку мы не можем зреть в будущее. Но можем его прогнозировать. И, в условиях современного американского глобализма, китайская стратегия межнациональной интеграции выглядит благоприятной альтернативой для менее развитых стран Центральной Азии и, в том числе, для России. Китай, в отличие от США, не стремится жестко навязывать свои культурные ценности и модели другим странам, но приглашает к экономическому сотрудничеству, которое не только может укрепить долгосрочные связи, но и предлагает устойчивую систему сдержек и противодействий неоколониальному глобализму США. Так, китайские исследователи С.К. Танг, Д.К. Лю и С.И.Е. Си утверждают, что фундаментальная цель проекта «Один пояс, один путь» заключается именно в установлении силовых отношений с США, для которых нужны зоны влияния [13, p. 397]. Более того, уже американский исследователь Т. Мобли, например, признает, что США должны принять укрепившееся влияние Китая в Азиатском регионе как данность, с которой нужно считаться, и идти к взаимовыгодному партнерству [12, p. 67]. 

Таким образом, инициатива «Один пояс, один путь» выступает значимым фактором трансформации глобального геоэкономического пространства. С одной стороны, проект предлагает реальную альтернативу западноцентричному глобализму и способствует развитию стран, вовлеченных в интеграционные процессы. С другой стороны, существующие асимметрии в институциональных, экономических и культурных отношениях порождают основания для интерпретации китайской стратегии как формы неоколониализма нового типа. В отличие от прямого контроля, характерного для колониализма XIX–XX вв., современный неоколониализм осуществляется через инфраструктурную зависимость, экспансию ТНК и культурную интеграцию, ориентированную на интересы центра. 

Будущее китайской внешнеэкономической экспансии будет зависеть от баланса между декларируемой взаимовыгодностью и фактическим перераспределением власти и ресурсов в пользу Китая. В условиях мирового противостояния между различными центрами силы инициатива Китая представляет собой двойственный феномен: одновременно – возможность и вызов для стран-партнеров.

Примечания

1. В данном случае стоит прояснить разницу между глобализацией и глобализмом. Социолог У. Бек определил ее следующим образом: если глобализация предполагает совокупность международных процессов экономической или культурной интеграции, то глобализм предполагает блокировку многомерного процесса глобализации и установление господства лишь одной экономической и культурной системы (в данном случае – неолиберальной экономики). См.: Бек У. Что такое глобализация? / Пер. с нем. А. Григорьева и др. М.: Прогресс-Традиция, 2001. 304 с. В случае с неоколониализмом речь идет скорее не о глобализации, а о ее прерывании в свете установления глобализма, предполагающего доминирование лишь одной из стран.

Список литературы

1. Абрамкина М.С. Политические риски китайского проекта «Один пояс, один путь» // Экономические отношения. 2018. №. 3. С. 437-444.
2. Балацкий Е.В. Эволюция колониальных и неоколониальных моделей геополитического доминирования // Экономические и социальные перемены: факты, тенденции, прогноз. 2025. №1. С. 46-65. 
3. Горелов А.А. От мировой колониальной системы до глобального неоколониализма // Век глобализации. 2014. №2. С. 52-64. 
4. Дейч Т.Л. Китай в Африке: «неоколониализм» или «win-win» стратегия? // Контуры глобальных трансформаций: политика, экономика, право. 2018. №5. С. 119-141. 
5. Лузянин С.Г., Афонасьева А.В. Один пояс, один путь – политические и экономические измерения // Вестник Томского государственного университета. Экономика. 2017. №40. С. 5-14. 
6. «Один пояс – один путь»: что нужно знать о проекте // Коммерсантъ, 18.10.2023. URL: https://www.kommersant.ru/doc/6282836  (дата обращения: 23.04.2025).
7. Чистанов М.Н., Чистанова С.С. и др. Проблема построения новых теоретических моделей межкультурного взаимодействия в контексте реализации проекта «нового шелкового пути» // Вестник НГПУ. 2018. №1. С. 158-171. 
8. Чубаров И.Г., Калашников Д.Б. «Один пояс – один путь»: глобализация по-китайски // Мировая экономика и международные отношения. 2018. №1. С. 25-33.
9. Aoyama R. «One belt, one road»: China's new global strategy // Journal of Contemporary East Asia Studies. 2016. №2. P. 3-22.
10. Chan M., Edel M.M. China in Africa: A form of neo-colonialism // E-International Relations. 2018. P. 1-5.
11. Liu H., Zhang X., Feng X. «One belt, one road» vs. the Community of Human Destiny: Creating More Economic and Business Opportunities to the World // Journal of Knowledge Management Practice. 2024. №3. P. 85-100.
12. Mobley T. The belt and road initiative // Strategic Studies Quarterly. 2019. №3. P. 52-72.
13. Tang S.Q., Liu D.Q. The analysis of the «one belt and one road» for the game between China and the United States // DEStech Transactions on Social Science, Education and Human Science (ICSSM). 2017. P. 385-398.

Информация об авторах

Рязанова Мария Александровна, магистр первого курса Института международных отношений, истории и востоковедения Казанского (Приволжского) федерального университета, г. Казань, Российская Федерация.

Галиуллин Марат Зуфарович, кандидат исторических наук, доцент кафедры регионоведения и евразийских исследований Казанского (Приволжского) федерального университета, г. Казань, Российская Федерация.

Галиуллина Эльвира Рахимзяновна, преподаватель кафедры иностранных языков в сфере международных отношений Казанского (Приволжского) Федерального университета, г. Казань, Российская Федерация.

Автор-корреспондент

Галиуллин Марат Зуфарович, e-mail: maratscorpion@yandex.com

INTERNATIONAL RELATIONS

Review

Benefits of «Belt and Road» for Asia: 

A Boost to Development or a New Neo-Colonialism?

Maria A. Ryazanova ¹,  Marat Z. Galiullin ², Elvira R. Galiullinа ³

¹ Kazan (Volga region) Federal University,

 Kazan, Russian Federation, 

ORCID: http://orcid.org/0000-0002-9453-6070, e-mail: Mari.Ryazanova.01@mail.ru

² Kazan (Volga region) Federal University,

 Kazan, Russian Federation, 

ORCID: http://orcid.org/0000-0002-3798-4328, e-mail: maratscorpion@yandex.com

³ Kazan (Volga region) Federal University,

Kazan, Russian Federation, 

ORCID:  https://orcid.org/0000-0002-2516-5915, e-mail: elvi-galiullina@yandex.ru

Abstract: 

This paper is focused on a critical analysis of China's “One Belt, One Road” initiative in the context of modern neocolonialism. The research aims to reveal whether this project represents an instrument of China's neocolonial influence on less developed countries, in particular, the countries of Central Asia. The paper makes a theoretical differentiation of the concepts of colonialism and neocolonialism based on the works of Russian and foreign researchers. Then it analyzes the structure and goals of the “One Belt, One Road” project, including aspects of infrastructural, economic and cultural interaction. Particular attention is paid to criticizing possible neocolonial implications of Chinese foreign economic strategy and comparing the Chinese approach with American globalism. A conclusion is made about the dual nature of the Chinese initiative, which, on the one hand, demonstrates features of economic dominance, and on the other hand, offers an alternative model of international integration, potentially less aggressive towards the cultural sovereignty of partner countries. 

Keywords: international relations, "One Belt, One Road", People's Republic of China, Eurasia, USA, colonialism, neocolonialism, transnational corporation, TNC, globalism, economic strategy, economic growth, Chinese soft power policy, Chinese presence in Africa, Sinocentric model, "weak leadership of barbarians"

References

Information about the authors 

Maria A. Ryazanova, First-year Master's degree from the Faculty of the Institute of International Relations, History and Oriental Studies of Kazan (Volga) Federal University, Kazan, Russian Federation.

Marat Z. Galiullin, Cand. Sci. (History), associate Professor of the Department of regional studies and Eurasian studies of Kazan (Volga) Federal University, Kazan, Russian Federation.

Elvira R. Galiullina, Lecturer of the Department of Foreign Languages in the Field of International Relations of Kazan (Volga Region) Federal University, Kazan, Russian Federation.

Corresponding author

Marat Z. Galiullin, e-mail: maratscorpion@yandex.com  

Nauka. Obŝestvo. Oborona. 2025. Vol. 13, no. 3. P. 00–00.