Katyn, Operation of the Third Reich in 1943
Nauka. Obŝestvo. Oborona
2021. Т. 9. № 3. P. 23–23.
2311-1763
Online ISSN
Science. Society. Defense
2021. Vol. 9, no. 3. P. 23–23.
UDC: 94(4):355.4+327(47+438+430) «20/21»
DOI: 10.24412/2311-1763-2021-3-23-23
Поступила в редакцию: 15.06.2021 г.
Опубликована: 22.08.2021 г.
Submitted: June 15, 2021
Published online: August 22, 2021
Для цитирования: Корнилова О. В. Возникновение и становление «Катыни» как места памяти: пропагандистская операция Третьего рейха в 1943 году // Наука. Общество. Оборона. 2021. Т. 9, № 3(28). С. 23-23. https://doi.org/10.24412/2311-1763-2021-3-23-23.
For citation: Kornilova O. V. The Origin and Genezis of Katyn as a Place of Memory: Propaganda Operation of the Third Reich in 1943. Nauka. Obŝestvo. Oborona = Science. Society. Defense. Moscow. 2021;9(3):23-23. (In Russ.). https://doi.org/10.24412/2311-1763-2021-3-23-23.
Конфликт интересов: О конфликте интересов, связанном с этой статьей, не сообщалось.
Conflict of Interest: No conflict of interest related to this article has been reported.
© 2021 Автор(ы). Статья в открытом доступе по лицензии Creative Commons (CC BY). https://creativecommons.org/licenses/by/4.0/
© 2021 by Author(s). This is an open access article under the Creative Commons Attribution International License (CC BY)
ИСТОРИЧЕСКАЯ ПОЛИТИКА
Оригинальная статья
Возникновение и становление «Катыни» как места памяти: пропагандистская операция Третьего рейха в 1943 году
Оксана Викторовна Корнилова 1 *
1 г. Смоленск, Российская Федерация,
ORCID: https://orcid.org/0000-0002-6382-4432, e-mail: smolkorn@gmail.com
Аннотация:
В современной Польше Katyn («Катынский вопрос», «Катынское дело») прошла очередную стадию развития, превратившись из названия исторического события периода Второй мировой войны и маркера национальной идентичности в догму, в постулат, в своеобразный «польский Холокост». Государственная монополия на трактовку исторических событий преступления Katyn принадлежит Институту памяти народовой (IPN). Любые попытки осмысления катыньских событий и научной дискуссии объявляются отрицанием Katyn по аналогии с отрицанием Холокоста. Современные обвинения в адрес Российской Федерации в нежелании признать вину Советского Союза в геноциде поляков – при том, что бóльшая часть из предъявляемых 22 тыс. катыньских жертв никогда не была ни эксгумирована, ни идентифицирована – являются ярким примером так называемых войн памяти, причем с антироссийским политическим подтекстом. В данной статье мы используем латинское (польское) написание названия Катынь с целью подчеркнуть, что в данном случае имеется в виду не географическое название или некое историческое событие (Катынское преступление), а теоретический конструкт (концепт), содержание которого может быть адекватно осмыслено только в рамках и с использованием инструментария, разработанного для изучения символической политики и политики памяти. Данное исследование посвящено таинству зарождения Katyn в апреле 1943 года. В работе представлены ранее не публиковавшиеся на русском языке фрагменты дневника, посвященные Катыньскому вопросу. Особое внимание уделено тем организациям и их отдельным функционерам, которые участвовали в концептуализации, популяризации и легализации преступления Katyn весной 1943 года. Зарождение понятия Katyn (преступление Katyn) происходило в высших эшелонах руководства нацистской Германии, которое, совершая массовые преступления против человечества, в том числе и Холокост, в условиях поражения в Сталинградской битве и коренного перелома в ходе Второй мировой войны было вынуждено прибегнуть к антисоветской доктрине «сила через страх». Katyn изначально зародилась и стала развиваться по инициативе и при поддержке тех сторон, которые были или виновниками Холокоста, или закрывали глаза на совершаемые преступления (bystanders).
Ключевые слова:
Кáтынь, Вторая мировая война, информационная война, нацизм, пропаганда, Геббельс,
анти-Холокост, Катыньская провокация, нацистская Катынь
Никогда не бывает так много лжи,
как до выборов, во время войны и после охоты
Отто фон Бисмарк
ВВЕДЕНИЕ
В начале XX в. на основе опыта Первой мировой войны основные принципы информационного противостояния воюющих стран были сформулированы лордом А. Понсонби в книге «Ложь во время войны» (1928) [26]. Однако и в более ранние периоды противоборствующие стороны вовсю использовали пропагандистский принцип: мы за все хорошее и против войны, а враг жесток, коварен и уродлив.
В годы польско-советской войны 1919–1920 гг. в пилсудской Польше массово издавался плакат «Бей большевика!», изображавший благородной внешности польского офицера, замахивающегося саблей на «большевика» со звероподобным лицом и красной звездой на фуражке. Благообразный конный воин олицетворяет собой Вторую Речь Посполитую, которая борется с советскими «недочеловеками» на Востоке.
«Бей большевика!». Польский плакат периода польско-советской войны 1919–1921 гг.
Polish propaganda poster "Smash the Bolshevik!" of the Polish-Soviet war 1919-1921
В годы Второй мировой войны эти два персонажа – практически в той же самой символической визуализации – вернутся на арену информационного противостояния. Однако сюжет плаката претерпит серьезные изменения: у польского офицера руки окажутся связанными за спиной, а «иудо-большевики» будут целится ему в затылок из пистолета. В 1943 году появится и слово, описывающее изображенную сцену, – Katyn.
История Второй мировой войны знает большое число как провокаций, совершенных по приказу А. Гитлера, так и откровенной пропагандистской лжи, источником которой являлось министерство пропаганды третьего рейха. Имя Й. Геббельса вошло в историю Второй мировой войны как символ лживых нацистских пропагандистских акций.
31 августа 1939 г. – в самый канун Польской кампании вермахта – в германском городе Глейвиц вблизи германо-польской границы по приказу Гитлера войсками СД была осуществлена провокация с захватом радиостанции. На следующий день, выступая в рейхстаге, польским нападением глава Третьего рейха объяснил начатую против Польши войну. События 3–4 сентября 1939 г. в польском Быдгоще были моментально превращены в пропагандистское «Бомбергское кровавое воскресенье» (Bromberger Blutsonntag) (1).
Данное исследование посвящено еще одной провокации министерства пропаганды Третьего рейха – так называемому преступлению Katyn.
Сложившаяся к настоящему времени общественная ситуация свидетельствует о том, что изучение различных аспектов Катыньского вопроса является востребованным и актуальным. Обзор современных политических и общественных дискуссий по «Катынскому делу» дан в статье В.Г. Кикнадзе, опубликованной в апреле 2021 года в журнале «Вопросы истории» [7], и его монографии о российской исторической политике [8, с. 390–424]. В рамках предложенного В.Г. Кикнадзе дискурса представляется данное исследование.
Мы исходим из того, что на протяжении своего существования (с момента возникновения в апреле 1943 г. вплоть до современности) понятие преступление Katyn имело, как минимум, три различные содержательные составляющие.
С апреля 1943 г. до 1946 г. существовала сформулированная в высших эшелонах власти нацистской Германии первая версия преступления Katyn, жертвами которого были объявлены 10–12 тыс. польских военнопленных, гражданских лиц, священников и интеллигенции, привезенных в Козьи горы под Смоленск из Козельского лагеря и расстрелянных здесь весной 1940 года [22; 27]. Окончание данного периода связано с деятельностью Нюрнбергского международного военного трибунала, который осудил нацизм, но не поставил точку в так называемом Катыньском вопросе. Мемориализация этих теоретических построений была осуществлена в виде оформления польского кладбища на оккупированной смоленской земле летом 1943 года. Назовем формулировку преступления Katyn указанного периода как «нацистская Katyn» (Nazi-Katyn).
В период холодной войны лондонское эмиграционное правительство вело активную деятельность по дальнейшей разработке сформулированной нацистскими властями содержательной составляющей преступления Katyn. Численность его жертв была увеличена до 14,5 тыс. человек, места содержания были определены как Козельск, Старобельск, Осташков [35; 36; 38; 39; 47; 49]. За пределами СССР мемориализовано это содержание было в виде памятника под названием «Memorial Katyn», установленного в Лондоне в 1976 г. на собранные американо-британскими фондами средства [39].
Окончание этого периода – назовем его Katyn холодной войны (Cold War Katyn) – связано с обнародованием в горбачевско-ельцинский период ксерокопий ряда документов о судьбе 14,5 тыс. поляков. На территории Российской Федерации это содержание преступления Katyn было мемориализовано в 2000 г. в виде польских военных кладбищ «Katyn» под Смоленском и «Медное» на Тверской земле.
С октября 1992 г. существует третье – снова расширенное – содержание преступления Katyn. На этот раз численность жертв была снова увеличена, а география преступления расширена: появились понятия «украинская Katyn» и «белорусская Katyn», общее число катыньских жертв достигло уже 22 тыс. человек [4; 5; 11; 18; 19; 21; 25; 29; 30; 31; 33; 40; 42; 43; 50; 51]. Мемориализована эта концепция была только на Украине – в виде сооружения в 2012 году польско-украинского мемориала «Быковня». В планах польской стороны строительство так называемого пятого катыньского кладбища в Белоруссии.
С точки зрения методологии мы исходим из того, что понятие и обозначающее его слово Katyn впервые появилось на страницах нацистской партийной прессы и изначально присутствовало в двух словосочетаниях: Massenmord von Katyn (преступление Katyn) и Wald von Katyn (лес Katyn, лес преступления Katyn, Катыньский лес) [23; 32]. При этом Преступление Katyn – это описание того, как польские офицеры попали в плен; выстраивание предположений о тех местах, где они содержались и где были расстреляны; подсчеты того, сколько человек и где именно погибли.
Лес Katyn – это материализация теоретической формулировки преступление Katyn, привязка его к определенной местности и воплощение в объектах реального мира. Это направление, прежде всего, выражено посредством мемориальной политики Польши по обустройству реальных и символических захоронений, установке именных табличек и символических знаков, строительстве катыньских кладбищ.
КáТЫНЬ vs KATYN
В рамках предложенного дискурса принципиальным является разграничение названия населенного пункта Кáтынь (ударение на первый слог), с дописьменных времен существующего в Смоленском районе Смоленской области, и историко-политического Katyn (на русском языке произносится с ударением на второй слог – катЫнь).
Для обозначение расстрела польских граждан в урочище Козьи горы под Смоленском используется историко-политический слоган Katyn, а не русское название отстоящего на 7 км от места обнаружения захоронений населенного пункта Кáтынь.
Имя прилагательное, образованное от названия поселка Кáтынь (произносится кáтынский), обозначает географическую привязку к этому населенному пункту – кáтынская школа, кáтынский магазин, Кáтынский сельский округ, Кáтынский сельский совет.
В кáтынской средней школе учился Александр Васильевич Иванов (1923–1992) – будущий Герой Советского Союза, проявивший героизм и мужество при форсировании Днепра в годы Великой Отечественной войны [2, с. 214–216]. Память о А.В. Иванове хранят и чтут кáтынские жители – жители населенного пункта Кáтынь. Имя кáтынского героя Александра Васильевича Иванова высечено золотыми буквами в зале Славы Центрального музея Великой Отечественной войны (Музея Победы) в Москве.
Кáтынской трагедией, исторически и географически связанной с конкретным населенным пунктом Смоленского района, является уничтожение деревни Кáтынь (Кáтынь-Успѐнское) и ее жителей гитлеровскими оккупантами в 1941–1943 гг. (2).
Имя прилагательное катЫньский (катЫнский), образованное от немецко-польского Massenmord von Katyn или просто Katyn (катынь), – имеет другое значение. В современном английском и польском языках закрепился целый ряд производных от него понятий:
- zbrodnia Katynska (Катыньское преступление) и Katyn Massacre (Катыньская резня), которым обозначается расстрел около 22 тыс. польских граждан на территории современных Российской Федерации, Белоруссии и Украины в 1940 г.;
- katyn decizija (катыньское решение) – имеется в виду решение о расстреле, оформленное как постановление Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 г.;
- klamstwo katynskie (катыньская ложь) – так характеризуются попытки советских руководителей от Сталина до Горбачева «скрыть правду» о Катыньском преступлении. Содержание этого термина тесным образом связано с концепцией так называемой второй советской оккупации Польши;
- lista katynska (катыньские списки) – обобщенное наименование всех известных и неизвестных поименных списков катыньских жертв: «этапные списки» 14,5 тыс. заключенных Козельска, Старобельска и Осташкова, обнародованные Горбачевым в 1991 г. [47]; «списки Цветухина» 1994 г. («украинские катыньские списки») [46] и разыскиваемый до сих пор польской стороной «белорусский катыньский список»;
- ofiary Katynia и ofiary zbrodni katynskiej (жертвы катыни, катыньские жертвы) – обобщенное наименование 22 тыс. катыньских жертв, расстрелянных во исполнение катыньского решения;
- katynczyki (катыньчукѝ) и katyniaki (катыняки) – то же, что и катыньские жертвы, около 22 тыс. польских граждан, жертв преступления Katyn, менее официальное название катыньских жертв [53];
- и другие.
Очевидно, имеющиеся во всех этих случаях «катыньские жертвы» (за гибель которых Б.Н. Ельцин ездил каяться в Варшаву перед крестом с надписью «KATYN 1940»), уж точно не жители смоленского поселка Кáтынь или их предки.
В настоящее время Katyn представляет собой польское национальное место памяти (lieux de mémoire в концепции французского исследователя П. Нора) (3) [15, с. 17], а также и наднациональный метоним, акроним (в формулировке А. Эткинда) [25].
Польский премьер-министр Дональд Туск во время выступления на траурной церемонии в Козьих горах 7 апреля 2010 г., стоя на ритуальной площадке, где расходятся дорожки польского военного кладбища Katyn и российской части мемориального комплекса, сказал: «Все мы, поляки, одна большая Katyn».
Название Кáтынский лес для носителей русского языка и las katynski для поляка имеют разную семантическую основу и занимают разное место в национальной культуре памяти.
Для польской национальной идентичности место памяти las katynski как место совершения преступления Katyn сакрально и более чем реально. В сотнях и тысячах статей, буклетов, стихов, молитв, траурных речей и прочих упоминаний о Katyn говорится только о lesie katyńskim. Лишь в редких работах можно встретить единичные употребления названия Козьи горы [41].
Русское название Кáтынский лес политически и исторически нейтрально, так как подразумевает лишь топоним – географическую привязку к определенной местности.
НАЦИСТСКАЯ KATYN
В польской и англоязычной литературе «классическое» описание истории преступления Katyn начинается с 23 августа 1939 г. – даты подписания Договора о ненападении между Германией и Советским Союзом.
Еще две ключевые даты, которые по мнению западных авторов (и, соответственно, их отечественных последователей) являются исходными для понимания событий преступления Katyn, – это 1 сентября и 17 сентября 1939 года. Их символическое наполнение связано с трактовкой событий начала Второй мировой войны как согласованного нападения на Польшу двух тоталитарных государств – Германии и Советского Союза. Данная интерпретация, очевидно, тесным образом связана с усилиями по обвинению Советского Союза в соучастии Гитлеру в развязывании Второй мировой войны и призвана на символическом уровне служить средством уподобления двух политических режимов – гитлеровского и сталинского – и «уравнивания» исторической ответственности двух стран – Германии и СССР – за трагедию народов Европы в период Второй мировой войны.
Очевидно, что польские военные кладбища «Katyn» и «Медное» создавались не просто под воздействием данной концепции, но в полном соответствии с ее основными постулатами: так, на них размещены отлитые в чугуне увеличенные копии Креста сентябрьской кампании – юбилейной медали, учрежденной указом президента польского эмиграционного правительства в Лондоне 1 сентября 1984 г. «в память о боях за защиту и независимость Польско-литовского содружества во время военной кампании с Германией и Советским Союзом в 1939 году». Награждали ею как отличившихся в боях против Германии, так и участвовавших в редких столкновениях с частями Красной армии после 17 сентября 1939 года.
НАЦИСТЫ В СМОЛЕНСКЕ
В феврале 1943 г. победой Советского Союза завершилась беспрецедентная по своим масштабам и значению Сталинградская битва. С победы Красной армии в Сталинградской битве начался отсчет коренного перелома в ходе Великой Отечественной войны и Второй мировой войны.
После поражения под Сталинградом нацистским руководством начала активно использоваться пропагандистская доктрина Kraft durch Furcht («сила через страх»). В целом она была призвана показать всему миру, что Советский Союз хуже, чем нацистская Германия. Осуществить это предполагалось через вызванный страх перед советским строем, который пропаганда должна была представить Европе и всему миру как более кровавый и жестокий, чем нацистский. Содержание пропаганды в рамках кампании «сила через страх» было разным для разных целевых групп.
Для немецкого населения Третьего рейха пропаганда в духе Kraft durch Furcht была призвана поднять моральный дух, сплотить нацию и поддержать надежду на успешное окончание войны. В Германии весной 1943 г. была усилена антисемитская пропаганда, также в это время были проведены акции по «окончательной ликвидации» (уничтожению) еврейских гетто (Краковского, Варшавского и других). Противники описывались с привычной уже риторикой: вермахт воевал с «жидо-большевистским СССР» и его союзниками – «жидами из Англии».
Для оккупированных европейских стран был выдвинут пропагандистский концепт «Новая Европа» – сплочение европейских стран против СССР под эгидой Германии. Страны «Новой Европы» должны были увидеть, что в случае победы Советского Союза в Европе наступит режим более жестокий и кровавый, чем существовал при нацистской оккупации. Германия начала искать те политические силы, которые были готовы сотрудничать с ней против СССР.
Якобы случайное обнаружение весной 1943 г. под Смоленском останков польских офицеров и вброс в мировые СМИ информации о кровавом «жидо-большевистском» преступлении Katyn по времени совпало со сменой политического курса Третьего рейха для оккупированных восточных территорий.
Позиция Гитлера по отношению к Советскому Союзу отражена в одной из его публичных речей этого времени для партийного руководства: «… в этой войне противостоят друг другу буржуазные и революционные государства. Свержение буржуазных государств далось нам легко, потому что они полностью уступали нам в образовании и отношениях. Мировоззренческие государства имеют преимущество перед буржуазными государствами, поскольку они стоят на четкой интеллектуальной основе. Выросшее из этого превосходство принесло нам большую пользу вплоть до Восточной кампании. Но потом мы встретили противника, который тоже представляет мировоззрение, хотя и неправильное» (весна 1943 г.) [27, s. 1927].
Победа Красной армии в Сталинградской битве 1942–1943 гг. показала военную мощь Советского Союза и его возможность противостоять Третьему рейху и его союзникам. Для Гитлера оставалась еще надежда одержать верх над Советским Союзом в пропагандистской – мировоззренческой – войне. На победу в ней фюрер еще надеялся.
О важности пропагандистских кампаний на Востоке и о своих успехах на данном направлении Геббельс записал так: «Вчера: <...> К сожалению, я не продвинулся дальше в вопросе пропаганды на оккупированных восточных территориях и в Советском Союзе» [27, s. 1912]. Запись датирована 17 марта 1943 года.
Геббельсу, очевидно, требовался какой-то новый, значимый в глазах европейского (а может быть, и мирового) общественного мнения информационный повод, который бы выбивался из общего ряда ставших уже рутинными рассказов о «большевистском варварстве». Повод, который не просто соответствовал бы целям и задачам информационной кампании «сила через страх», но и имел бы резонансное звучание в Европе.
И – о чудо! – спустя меньше месяца берлинское радио на весь мир объявит о раскрытии нацистскими властями «чудовищного злодеяния большевиков» и весь мир содрогнется от «ужасов кровавого советского режима». Еще спустя две недели Советский Союз вынужден будет разорвать дипломатические отношения с лондонским эмиграционным правительством.
Что же произошло за это время? Появилась Katyn.
Широко известно и документально доказано, что нацистские власти практиковали сокрытие следов своих преступлений, осуществляемое во исполнение «операции 1005» [15]. В тот период, когда нацисты были уверены в вечном существовании своего Рейха, они особо не скрывались – шили перчатки и абажуры из человеческой кожи, пепел от сожжённых в крематориях тел использовали в качестве сельскохозяйственных удобрений, выкачивали до последней капли кровь у детей для солдат и офицеров вермахта. В лагерях смерти тела людей, умерщвленных в газовых камерах, сжигали в печах крематориев. В концентрационных лагерях и гетто тела расстрелянных закапывали неподалеку. Так, неподалеку от Варшавы (in der Nähe von Warschau) были захоронены в ямах останки расстрелянных узников Варшавского гетто, неподалеку от Кракова (in der Nähe von Krakau) – узников Краковского гетто. При проведении «операции 1005» узников лагерей и гетто отправляли раскапывать захоронения ранее убитых и уничтожать останки. Самих узников-исполнителей впоследствии ждала такая же участь. То же самое практиковалось на оккупированной территории СССР в местах существования концлагерей и лагерей военнопленных.
Обгорелые трупы сожженных женщин и детей
д. Осташково Издешковского района Смоленской области (март 1943 г.).
Жительница деревни держит на руках сожженного ребенка
Фото из фондов Смоленского государственного музея-заповедника
Charred corpses of burnt women and children
of the village of Ostashkovo, Izdeshkovsky district of the Smolensk region (March 1943).
A villager holds a burnt child in her arms
Photo from the collection of the Smolensk region State Museum
Скрыть или уничтожить физические следы своих преступлений на оккупированных советских землях гитлеровцам было невозможно. Германские власти озаботились не захоронениями сотен тысяч советских военнопленных и мирных жителей, евреев, цыган или душевнобольных. Скрыть эти преступления от советского народа было так же невозможно, как и преступления Освенцима и других лагерей смерти и Холокост в целом.
Если бы советское правительство сочло необходимым после освобождения Смоленска обнародовать факт обнаружения массового захоронения в Козьих горах, приписав его нацистам, то это могло если не сорвать, то нанести серьезный удар по геббельсовской кампании «в защиту новой Европы».
Откопанные неподалеку от Смоленска и, что вероятно, свезенные из других мест тела в польском военном обмундировании первоначально, предположительно, планировалось уничтожить для сокрытия следов многочисленных преступлений, совершенных гитлеровцами на территории Смоленской области. Однако Геббельс использовал захоронения в Козьих горах для решения стоявшей перед ним задачи по организации широкомасштабной пропагандистской кампании, направленной против СССР.
Вполне оправданные военно-стратегические прогнозы германских разведслужб о том, что после поражения Гитлера в Сталинградской битве союзники выступят единым фронтом, были оценены Геббельсом как «наша почти абсолютная беззащитность перед британским воздушным террором сегодня» (запись от 9 апреля 1943 г.) [27, s. 1920].
Здесь же, под той же самой датой 9 апреля 1943 г., в дневниках Геббельса зафиксировано: «Вчера: Массовые могилы поляков найдены под Смоленском» (in der Nähe von Smolensk) [27, s. 1920]. Далее главным пропагандистом Третьего рейха была дана интерпретация изложенного факта – то есть, по сути, сформулирована объяснительная модель, которую можно было (или следовало) положить в основу дальнейших заявлений и пропагандистских акций: «Большевики просто застрелили около 10 000 польских пленных, включая гражданских заключенных, епископов, интеллектуалов, художников и т.д., и похоронили их в братских могилах» [27, s. 1920].
В общей своей схеме идея с объявлением виновника преступления пострадавшей стороной и многократным увеличением численности жертв уже неоднократно была опробована гитлеровцами. Можно вспомнить события того же Бромбергского кровавого воскресенья (Bromberger Blutsonntag) 3–4 сентября 1939 года.
Под этой же датой 9 апреля 1943 г. дневники Геббельса зафиксировали указание на начало такой международной информационной кампании: «Вчера: Я сделал так, что к польским массовым могилам приехали нейтральные журналисты из Берлина. Я также пригласил польских интеллектуалов. Там они должны увидеть собственными глазами, что их ждет, если их заветное желание того, что Германия будет побеждена большевиками, действительно бы сбылось (выделено нами. – О.К.)» [27, s. 1920].
Прибывшим 10 апреля в Козьи горы из Варшавы, Кракова и Люблина полякам-«интеллектуалам» нацисты смогли предъявить около 250 тел в двух ямах [40, p. 215].
Геббельсом, как хорошо видно, четко сформулирована цель того, для чего привезли «нейтральных» журналистов и «польских интеллектуалов» под Смоленск на место обнаружения захоронений. Не освещение хода эксгумационных работ, не ознакомление с результатами расследования, не гуманитарная миссия – нет.
Основная цель прибытия в Козьи горы этих специально отобранных нацистскими властями свидетелей – увидеть воочию «кровавое преступление» советского государства, чтобы потом распространить информацию о том, что ждет европейские страны, если Советский Союз одержит победу над Германией в ходе Второй мировой войны. Это полностью соответствовало нацистской пропагандистской доктрине «сила через страх» для Новой Европы. «Сталин хуже, чем Гитлер, а советский строй хуже, чем нацизм», – этот постулат изначально закладывался в идеологическую основу понятия Katyn.
13 апреля 1943 г. соответствующая версия преступления Katyn была озвучена официальными нацистскими средствами массовой информации – через радиосообщения, транслируемые на территории большей части государств-участниц Второй мировой войны, а также оккупированных Третьим рейхом стран. Нацистская Германия обладала мощнейшим пропагандистским аппаратом. По оценкам исследователей, ей было подконтрольно более тысячи газет, радиостанций, типографий, в том числе и тех, которые располагались далеко за пределами ее границ.
Сообщение нацистского радио от 13 апреля 1943 г. гласило: «Из Смоленска сообщают, что местное население указало немецким властям место тайных массовых экзекуций, проведенных большевиками, где ГПУ уничтожило 10 000 польских офицеров. Немецкие власти отправились в Косогоры – советскую здравницу, расположенную в 16 км на запад от Смоленска, где и произошло страшное открытие <…> Офицеры находились сначала в Козельске под Орлом, откуда в феврале и марте 1940 г. были перевезены в вагонах для скота в Смоленск, а оттуда на грузовиках перевезены в Косогоры, где большевики всех их уничтожили» [4, с. 447].
Строгий расчет на изменение расстановки военно-политических сил в условиях коренного перелома хода войны, стремление вбить клин между союзниками, продуманный расчет сплотить антисоветские силы Новой Европы вокруг нацистской Германии – вот основные цели, которые преследовало руководство третьего рейха, объявляя об обнаружении захоронении под Смоленском поляков – «жертв кровавого большевистского преступления».
Обвинение Советского Союза в совершении преступления Katyn, поддержанное мощнейшими информационными акциями, должно было помочь Германии одержать победу над СССР в мировоззренческой войне, которая увеличила бы шансы на победу Германии в войне в окопах.
14 апреля 1943 г. Геббельс записал: «Вчера. Обнаружение 12 000 польских офицеров, убитых ГПУ, сейчас широко используется в антибольшевистской пропаганде. У нас есть нейтральные журналисты и польские интеллектуалы, побывавшие на месте». И далее: «Теперь фюрер также дал нам разрешение опубликовать драматичный отчет в немецкой прессе. Поручаю максимально полно использовать этот пропагандистский материал. Мы сможем прожить на нём несколько недель» [27, s. 1923].
Во исполнение распоряжения Гитлера, который лично контролировал ход Катынького дела, 15 апреля уже будет готов информационный материал этого «драматичного отчета» для прессы. Начиная со следующего дня статьи о катыньском преступлении большевиков начнут публиковаться в главной нацистской партийной газете «Фёлькишер Беобахтер», в издававшейся в столице Польского генерал-губернаторства газете «Краковский гонец» [48], в Японии [12, c. 2] и целом ряде ряде других «нейтральных» изданий.
16 апреля 1943 г. на страницах «Фелькишер Беобахтер» была опубликована первая статья, рассказывающая об обнаруженных «в лесу Katyn» польских захоронениях [32]. Необходимо учитывать, что «Фелькишер Беобахтер» являлась главной партийной газетой национал-социалистической партии Германии (НСДАП), что определяло ее читательскую аудиторию и содержание публикуемых материалов. По сути, это первое публичное представление слова «Katyn» и того содержания, которое оно подразумевало. Сам текст статьи датирован 15 апреля 1943 года.
«Фелькишер Беобахтер» от 16 апреля 1943 года
Nazi Newspaper "Velkischer Beobachter", April 16, 1943
В исторических работах, посвященных проблеме Катыньского дела, нам не удалось обнаружить исследований, посвященных анализу ни данной статьи, ни последующих публикаций о Katyn в официальной нацистской прессе. Очевидно, однако, что упускать из рассмотрения первый, начальный этап концептуализации «Катынского преступления» (или даже всего «Катынского вопроса») нельзя ввиду его огромной значимости для понимания всех его дальнейших «реинкарнаций» в процессе превращения в польское «место памяти» или наднациональный метоним.
Называлась статья «Katyn – пример нападения Иуды на Европу» [32]. Эпиграфом к статье вынесены следующие слова: «Еврей Дэвис: "Мы можем доверять Советскому Союзу!"».
Кто такой этот Дэвис и как он оказался «причастным» к нашей истории?
Оказывается, недовольство и яростные нападки немецкой прессы вызвала опубликованная в британской газете «Evening Standart» статья Д.Э. Дэвиса «Да, мы можем доверять Советскому Союзу», в которой «еврей Дэвис приступает к пропаганде большевизма в Англии» [32].
Д.Э. Дэвис (1876–1958) – американский юрист, дипломат, посол в СССР в 1936–1938 гг., один из организаторов и почетный председатель Национального совета американо-советской дружбы. В своей книге «Миссия в Москву» (1942) он положительно отзывался о Сталине и сталинском режиме. Книга, переведенная на 13 языков, разошлась тиражом в 700 тыс. экземпляров. Весной 1943 г. на основе этих мемуаров был выпущен фильм с таким же названием, рассказывающий о встречах посла со Сталиным, поездках по Советскому Союзу и положительных впечатлениях посла о советском строе. В годы Второй мировой войны Д.Э. Дэвис настойчиво выступал за открытие второго фронта в Европе.
Германии, безусловно, было крайне важно знать, как развиваются отношения между противостоящими ей странами. И не только знать, но и пытаться влиять на эти отношения. В нацистской прессе, например, шла яростная критика и посла СССР в США М.М. Литвинова («этот шулер назначен теперь защищать большевистские интересы в США и ратовать за еврейско-большевистскую войну») [16].
Преамбула первой статьи о Katyn звучит так: «Вместе с 10–12 000 офицеров к большевикам в руки попали более 500 000 польских солдат. Офицеров убили в лесу Katyn, а где солдаты? Первоначально предполагалось объединить их в армию, сражающуюся за большевизм, но об этой армии никогда не было слышно. Польские солдаты исчезли, как и польские дети, эвакуированные в Советский Союз. Судьба, которую еврей Эренбург перед разрушением Европы обещал всем оставшимся в живых из европейских народов, вероятно, постигла их. Они гибнут как бесправные рабы в степях и рудниках Сибири» [32].
Еще одна личность, о которой говорится в самой первой статье о Katyn, – это писатель, поэт и журналист Илья Эренбург, в довоенные годы написавший ряд антифашистских романов. В 1941–1942 гг. И. Г. Эренбург едва ли не каждый день публиковал талантливые острые очерки, вселяющие в советских людей уверенность в неминуемой победе над гитлеровской Германией.
«Красная звезда», 24 июля 1942 г. (№173 [5236])
Soviet Newspaper "Red Star", July 24, 1942 (№173 [5236])
Самый первый текст про Katyn говорит об «озабоченности» нацистских властей судьбой трех групп «пропавших» в сентябре 1939 г. польских граждан – офицеров, солдат и детей.
К весне 1943 г. не было секретом, что интернированные после 17 сентября 1939 г. польские узники войны (POW) были или отпущены после фильтрации, или отправлены вглубь СССР с целью формирования польских военных частей, которые должны были сражаться за свободу своего Отечества против гитлеровской Германии.
Кто же эти «пропавшие» польские граждане, о судьбе которых вспомнили нацистские власти весной 1943 г. в статье о Katyn?
Одна из групп – «польские дети, эвакуированные в Советский Союз», в период после 17 сентября 1939 года. Численность и судьба их нацистам, как следует из текста, неизвестна, однако здесь же утверждается, что «польские дети … гибнут как бесправные рабы в степях и рудниках Сибири». Собственный опыт нацизма по уничтожению детей (польских, еврейских, русских, белорусских, цыганских, украинских и многих других) на оккупированных восточных территориях, по-видимому, повлиял на гитлеровцев в том смысле, что они не видели ничего выходящего за грань разумного в подобном обвинении – оно не казалось им диким и абсурдным. Насильственный угон населения с оккупированных территорий с последующим использованием на тяжелых работах в Дойчланд был характерен как раз для гитлеровской Германии. Обвинение Советского Союза в уничтожении на тяжелых работах польских солдат и польских детей по сути является прямым переносом (проекцией) своих преступлений на субъект, против которого пропаганда и велась.
Интересно и показательно, однако, что в современной трактовке в Польше и на Западе в состав преступления Katyn начинают включать депортацию польского населения в 1940 г., а также детей в июне 1941 года.
Ещё одна группа польских граждан, упоминаемая в статье, – это 10–12 тыс. убитых в «лесу Katyn» офицеров. Заявленная численность польских офицеров в официальных нацистских СМИ объяснялась так: «общее число убитых офицеров оценивается в 10 000, что соответствует примерно полному польскому офицерскому корпусу, взятому большевиками в плен» (Сообщение берлинского радио от 13 апреля 1943 года. Цит. по: [4, с. 447]).
Третья группа – это 500 тыс. польских солдат, из которых на территории Советского Союза предполагалось создать армию, которая будет воевать против нацистской Германии вместе с советскими войсками. В статье задается вопрос: «а где солдаты?», следом дается ответ: «Первоначально предполагалось объединить их в армию, сражающуюся за большевизм, но об этой армии никогда не было слышно. Польские солдаты исчезли…» [32].
Данным утверждением об исчезновении польских солдат нацистская пропаганда сознательно задевает одну из болезненных точек взаимоотношений между Советским Союзом и польским эмиграционным правительством, и снова переворачивает всё с ног на голову. Никаких «пропавших» польских солдат и «пропавших» польских офицеров не было и в помине. Была сформированная в СССР из польских солдат и офицеров армия Андерса, которая отказалась воевать за свободу своего Отечества на Советско-германском фронте и ушла в Иран. Многие ее деятели, в том числе занимавшиеся активной деятельностью по информационной поддержке катыньской провокации, впоследствии осели в Лондоне. Была в Советском Союзе формирующаяся из польских солдат и офицеров 1-я польская пехотная дивизия имени Тадеуша Костюшко (4).
Фелькишер Беобахтер от 16 апреля 1943 г.
Nazi Newspaper "Velkischer Beobachter", April 16, 1943
Нацистский пропагандистский плакат «Katyn», 1943 г.
Nazi propaganda poster "Katyn", 1943
Еще одним интересным источником является карикатура, размещенная рядом с той статьей и озаглавленная «Англия и массовое убийство Katyn» [32]. На иллюстрации изображен «еврейский комиссар-большевик» с отталкивающими чертами лица и лежащие во рве благородной внешности расстрелянные польские офицеры.
Таким образом, первоначальной пропагандистской конструкцией подразумевалась еще одна сторона, непосредственно причастная к преступлению Katyn, – Великобритания. Стоящий слева персонаж на рисунке – глава англиканской церкви Архиепископ Кентерберийский. Довольно улыбаясь, одной рукой он по-дружески похлопывает держащего пистолет «жидо-большевика» по плечу, а другой рукой благословляет. Подпись к рисунку: «Архиепископ кентерберийский: "Жалко, что мы списали Польшу, наша боль была бы велика"» [32].
Возможно предположить, что этим нацисты пытались еще сильнее задеть чувства главной «адресной группы» – поляков. На протяжении переговоров конца 1930-х гг. Великобритания неоднократно обещала Польше военную помощь в случае нападения гитлеровской Германии. Однако, как хорошо известно, этого не случилось. 3 сентября 1939 г. Великобритания объявила Германии войну, однако никакой помощи Польше оказано, в сущности, не было.
Тем не менее, достаточно скоро из содержания пропагандистских материалов Великобритания, благословляющая Советский Союз на кровавую расправу над Польшей, исчезает. Одновременно число жертв Katyn сокращено с 12 тыс. до 10 тыс. человек. В такой скорректированной формулировке описание преступления Katyn стало тиражироваться в последующих газетных публикациях, распространявшихся как на территории Третьего рейха, так и завоеванных европейских стран: 10 тыс. жертв, преступник СССР и невинная Польша.
16 апреля 1943 г. статьи о большевистском преступлении Katyn разошлись по всему миру. Для подтверждения своей правоты у нацистских пропагандистов были выбитые у нескольких местных жителей показания и множество фотоснимков. Из дневника Геббельса от 18 апреля: «Вчера: … Вечером мне показывают снимки Katyn. Они настолько ужасны, что только некоторые из них подходят для публикации» [27, s. 1923].
Известно, что некоторые нацистские преступники порой бывали очень чувствительны к увиденным сценам убийств. Так, по распоряжению Г. Гиммлера, которому стало плохо при виде массового расстрела айнзацгруппой в Минске, группенфюреру СС А. Небе было поручено разработать «более гуманные методы убийства, чем расстрел». В итоге появилось еще одно изощренное средство массового уничтожения людей – так называемые газвагены или душегубки.
Какими бы ужасными не были снимки из Козьих гор, запечатлевшие «кровавое злодеяние большевиков», Геббельсу еще нужно было найти те политические или общественные силы, которые, приняв нацистскую версию Katyn, закрыли бы глаза на творимые нацистами в оккупированных странах массовые преступления.
Говоря о причинах широкой пропагандистской раскрутки катыньской провокации, большинство пишущих на эту тему авторов акцентирует внимание на желании Германии сыграть на противоречиях внутри стран-союзниц и вбить клин между ними. Из поля зрения исследователей, как правило, выпадают мотивы польского эмиграционного правительства, которое с неподдельным энтузиазмом и скоростью ухватилось за предложенную Третьим рейхом тему. При этом можно считать, что хотя катыньская провокация была осуществлена в интересах и общем русле политики нацистов, польское эмиграционное правительство, поддержав ее, также удачно решило часть стоявших перед ней внешнеполитических задач.
16 апреля 1943 г. – в тот же самый день, когда Фелькишер Беобахтер и польские оккупационные газеты разместили информацию о преступлении Katyn – министр обороны польского эмиграционного правительства М. Кукель и министр информации С. Кот по согласованию с премьер-министром В. Сикорским опубликовали заявление, в котором априори согласились с нацистской версией Каtyn и посчитали необходимым провести расследование с участием Международного Комитета Красного Креста (МККК) [10, c. 332].
17 апреля 1943 г. представители Германского Красного Креста и представители Польского Красного Креста практически одновременно обратились в МККК с одной и той же просьбой провести расследование о расстреле польских военнопленных офицеров и других лиц, совершенном большевиками неподалеку от Смоленска. Обе обратившиеся стороны просили МККК отправить в Козьи горы своих представителей [10, c. 332]. О том, что к расследованию катыньского дела подключился Международный Комитет КК сразу же было объявлено по каналам британской общенациональной телерадиовещательной организации BBC [21, c. 159].
Вполне обосновано, что Советский Союз стал рассматривать этот факт как провокацию, организованную совместно германскими властями и польским эмиграционным правительством. И.В. Сталин в послании У. Черчиллю обвинил правительство Сикорского в «сговоре» с Гитлером.
Действительно, к апрелю 1943 г. территория Польши уже три с половиной года находилась под властью гитлеровской Германии. За все это время ни польское эмиграционное правительство, ни Международный Комитет КК, ни Польский Красный Крест не изъявляли желания расследовать какое-либо преступление на территории оккупированной Польши.
При этом деятельность Международного Комитета Красного Креста в годы Второй мировой войны вызывает крайне неоднозначные оценки в мировой историографии, что во многом связано с его позицией по отношению к Холокосту.
МККК был организован 1863 году. Согласно Уставу, в число членов его комитета могут входить от 15 до 25 человек, являющиеся гражданами Швейцарии. Президент и его заместители ответственны, помимо прочего, за внешние связи Комитета. В 1928–1944 гг. президентом МККК являлся социолог-теоретик международного права Макс Губер (1874–1960).
Весьма показательной стороной деятельности МККК, активно включившегося в поддержку и информационное продвижение нацистской версии преступления Katyn, является его политика по отношению к Холокосту.
Еще в 1936 году руководство МККК знало о нацистских планах «окончательного решения еврейского вопроса», однако не предприняло никаких действий как для предотвращения этого преступления, так и попыток информирования мирового сообщества о готовящихся акциях уничтожения [45, p. 183].
Председатель МККК Макс Губер впоследствии объяснил это «молчание» следующим образом: МККК – это нейтральная организация, поэтому та информация, которой она располагает о положении дел в какой-то стране – это конфиденциальная информация и МККК не обязан ее раскрывать третьим странам, даже при наличии запроса [45, p. 187–188].
МККК знал и о концетрационных лагерях, и лагерях смерти. Однако никакой информации об этих преступлениях в международные СМИ также не поступило, никаких международных комиссий в эти места нацистских преступлений не посылалось. Никакой инициативы по расследованию со стороны ни Польского Красного Креста, ни Германского Красного Креста также проявлено не было.
Сознательно выбранная позиция руководства МККК как bystander по отношению к Холокосту в годы Второй мировой войны была объяснена М. Губером следующим образом: существует «одна группа граждан, преследуемых их собственным правительством и которым отказано в правах, которыми пользуются другие его граждане, но, как это ни парадоксально, это не позволяет иностранцам вмешательство в их пользу» [45, p. 190–191]. Итак, согласно логике председателя МККК, иностранное вмешательство для предотвращения Холокоста было невозможно потому, что уничтожаемые евреи были гражданами Германии. Так как Международный Комитет КК позиционировал себя как «нейтральная» организация, то во внутренние дела государств вмешиваться отказывался. Что же изменилось весной 1943 года, когда МКК в лице своих национальных комитетов – германского и польского, действовавших по согласованию с Центральным комитетом, решил нарушить свой нейтралитет и выступить в поддержку Германии?
Польский Красный Крест – одна из немногих довоенных организаций, которой было разрешено продолжать свое существование после начала гитлеровского вторжения в Польскую Республику и организации генерал-губернаторства. «Обнаружение жертв входило в его прямые обязанности», – утверждают авторы монографии «Катынский синдром», говоря о деятельности Польского КК в Козьих горах под Смоленском [21, с. 155].
Главные функционеры Польского Красного Креста заслуживают отдельного внимания. Так, например, Александр Осинский (1870–1956) – генерал-майор Российской Императорской армии (1915), главнокомандующий польской армией на Украине (1918), участник польско-советской войны 1919–1920 гг., генерал-майор Польской армии (1921–1935 гг.), сенатор. С 12 мая 1937 г. по 13 августа 1940 г. являлся президентом Главного управления Польского Красного Креста. После сентября 1939 года бежал из Польши, затем оказался в Лондоне, где стал со-руководителем Польского Красного Креста в качестве председателя Главного совета.
В предвоенные годы А. Осинский являлся руководителем регионального отделения Лагеря национального объединения (OZN) – польской политической проправительственной организацией, отличавшийся антисемитской идеологией. В программе OZN евреи были описаны как «иностранные элементы» для польского народа, которые поэтому «не могут принимать участие в его ˮсегодняшнем днеˮ или вносить свой вклад в его ˮзавтраˮ». Программа OZN, помимо прочего, постулировала «значительное сокращение количества евреев в Польше. Молодежная организация OZN активно участвовала в антисемитских акциях.
В целом, можно констатировать, что представители Польского Красного Креста в годы Второй мировой войны действовали в духе установок М. Губера. Полностью проигнорировав ежедневно совершавшиеся в польском генерал-губернаторстве преступления Холокоста, такие как окончательная ликвидация Краковского гетто 13–14 марта 1943 г., ликвидация Варшавского гетто, которое активно длилось до 16 мая 1943 г., и другие, Польский Красный Крест решил направить своих представителей в далекий Смоленск для проверки нацистского заявления – о советском преступлении Katyn.
До настоящего времени деятельность Международного Комитета Красного Креста, национальных комитетов Красного Креста и их отдельных представителей в контексте становления и развития истории Katyn не становилась предметом научного исследования. Многие материалы о деятельности МККК в годы Второй мировой войны остаются засекреченными, так же, как и информация о судьбах их главных функционеров.
В частности, отчет о собственной деятельности в годы Второй мировой войны, подготовленный Международным Комитетом КК в 1948 г., засекречен и закрыт для научных исследований. Рассекретить его пытались в 1996 г., что вызвало целый ряд публикаций обвинительного характера, после чего проект был снова свернут. Между тем, можно констатировать факт, что деятельность МККК и его национальных – германского и польского – комитетов сыграла далеко не последнюю роль в достижении главной цели катыньской лжи.
26 апреля 1943 г., после ряда провокационных заявлений и демаршей, Советский Союз был вынужден разорвать дипломатические отношения с польским эмиграционным правительством. Одна из целей, к которой стремилась Германия, была достигнута. Польское эмиграционное правительство также получило то, к чему оно давно стремилось – разрыв дипломатических отношений с СССР, повлекший освобождение его от всех принятых ранее обязательств по соглашениям, который формально произошел по инициативе бывшего союзника.
Польское эмиграционное правительство, согласно советско-польскими соглашениям от 30 июля и 14 августа 1941 г., было обязано оказывать Советскому Союзу помощь и поддержку в войне против гитлеровской Германии, однако по факту оно эту помощь и содействие не хотело оказывать и не оказывало. Достаточно вспомнить вывод из СССР армии Андерса, а также поддержку антисоветской деятельности Армии Крайовой.
Польскому эмиграционному правительству было важно, чтобы заслуга в освобождении Польши принадлежала не Советскому Союзу и воюющим плечом к плечу с Красной армией польским солдатам и офицерам Войска Польского. Нужно это было для того, чтобы политическая власть в освобожденной стране не была бы передана просоветскому правительству.
В данном контексте уместно вспомнить, что 1 марта 1943 г. Польская рабочая партия опубликовала декларацию «За что мы боремся?», в которой была сформулирована программа политических и социально-экономических преобразований в Польше после ее освобождения Красной армией: создание временных демократических органов «от гминных до городских советов до правительства включительно», передача государству предприятий, захваченных оккупантами, и установление над ними контроля рабочего класса, возвращение мелким собственникам города и деревни их имущества, раздел между крестьянами помещичьих имений, союз с СССР и ряд других положений [10, c. 341].
Некоторые промежуточные итоги успешно проведенной катыньской провокации были подведены Геббельсом 28 апреля 1943 года. Под этой датой можно найти две принципиально важные для данного исследования записи.
Во-первых, Геббельс, не стесняясь, оставил для истории множество восторженных реплик в свой адрес: «Самая важная тема всей международной дискуссии – это, конечно, разрыв между Москвой и польским эмигрантским правительством. Мнение всех вражеских (радио)вещателей и вражеских газет единодушно в том, что разрыв следует рассматривать как полный успех немецкой пропаганды, особенно моей личности. Восхищаются необычайной хитростью и мастерством, с которыми нам удалось провести сугубо политический вопрос по катынскому делу. В Лондоне крайне обеспокоены успехом немецкой пропаганды. Внезапно в лагере союзников появляются трещины, которые они не хотели видеть раньше. Говорят о полной победе Геббельса. Даже высокопоставленные сенаторы Соединенных Штатов делают очень серьезные комментарии» [27, s. 1924–1925].
Во-вторых, после восторженных словоизлияний Геббельсом делается принципиально важное заявление. Дело в том, что для Гитлера периодически подготавливались информационные материалы, освещающие текущее положение дел на фронте и в стране. Вот, что еще записал Геббельс 28 апреля 1943 года: «Военным в штабе фюрера действительно удалось вытащить фотографии Катыни из кинохроники. К сожалению, у фюрера не было времени посмотреть их лично, и он может захотеть выпустить их для следующей кинохроники. Однако тогда изображения будут настолько устаревшими, что перестанут быть актуальными» [27, s. 1925–1926].
Это значит, что после разрыва дипломатических отношений между СССР и польским эмиграционным правительством из-за катыньской провокации сообщение Гитлеру о КатЫни еще было важно 28 апреля, а вот позднее информация об этом становится уже не только устаревшей, но и неактуальной. Главная цель катыньской провокации была достигнута.
В дневниках Геббельса после приведенной выше записи от 28 апреля 1943 г. упоминание о Катыньском деле (Katyn-Angelegenheit) встречается всего один раз – в записи от 8 мая об обнаруженных в захоронениях немецких патронах: «К сожалению, в могилах Катыни были обнаружены немецкие боеприпасы. Еще предстоит выяснить, как они туда попали. Либо это боеприпасы, которые мы продали советским русским в период мирного соглашения, либо Советы сами бросили в могилы боеприпасы. В любом случае необходимо пока держать это дело в строжайшей тайне; если бы об этом узнали наши враги, все Катынское дело устарело бы» [27, s. 1926].
На этом в деле Katyn, которое Геббельсом было начато и достигнутые итоги которого были им же и подведены, можно было бы поставить точку. Однако теперь необходимо было легализовать и материализовать теоретические построения под названием преступление Katyn. Каждая из заинтересованных в антисоветской катыньской провокации сторон – гитлеровская Германия и польское эмиграционное правительство – подошла к делу по-своему.
Германия своей основной катыньской цели добилась, поэтому ей нужно было только формальное подтверждение «нейтральных» международных судмедэкспертов, что преступление Katyn имело место. Для этого германской стороной была организована поездка в Козьи горы группы международной комиссии экспертов.
Напомним, что в начале апреля на место обнаружения захоронений германская сторона привозила «нейтральных» журналистов из разных стран, задача которых состояла в информационной поддержке распространения информации и фотоснимков о преступлении Katyn. Заключение международных судмедэкспертов должно было придать статус объективности заявленной версии, перевести его из сферы пропаганды в область реально произошедших (признанных таковыми) событий.
По факту, международная «независимая» комиссия судмедэкспертов прибыла в Козьи горы делать свои выводы только 28 апреля 1943 г. – уже после того, как катыньская провокация сделала свое дело (разрыв дипотношений между Советским Союзом и польским эмиграционным правительством произошел двумя днями ранее).
Представители 12 стран пробыли в Козьих горах всего три дня (с 28 по 30 апреля). За это время они успели осмотреть подготовленные германской стороной к их приезду 982 трупа, из которых было идентифицировано около 70% [51, s. 59]. «Независимым» судмедэкспертам оккупационные власти разрешили провести вскрытие только девяти трупов. Также их отвезли посмотреть подготовленную сотрудниками службы безопасности СД выставку, на которой в деревянных ящиках-витринах под стеклом экспонировались находки катыньского леса.
Члены международной комиссии осматривают экспонаты 1-й катыньской выставки,
подготовленной офицерами немецкой службы безопасности СД
Members of the International commission visiting the 1st Katyn exhibition,
prepared by the officers of the Nazi German security service SD
В отношении к результатам деятельности этой комиссии и отдельных ее представителей существуют серьезные разногласия. Основные из них связаны с оценкой степени объективности (той самой независимости), которую было позволено проявлять членам комиссии, а также степенью влияния экспертных заключений международных специалистов на уже существовавшую к моменту их приезда в Козьи горы нацистскую версию преступления Katyn [6]. Впоследствии заключение международной комиссии экспертов было включено в качестве одного из документов в официальные «Амтлихен материалз» [22].
Деятельность польской стороны по легализации и материализации преступления Katyn была организована по совсем другим принципам. Как широко известно, в Козьих горах под Смоленском с 29 апреля по 3 июня 1943 г. работала так называемая Техническая комиссия Польского Красного Креста (ТК ПКК). В исследованиях, посвященных катыньской тематике, внимание уделяется только деятельности ТК ПКК по эксгумации останков и их идентификации, а вот история ее организации и взаимодействие с немецкими властями слабо или почти не освещена. Как правило, авторы ограничиваются формальной констатацией, что «комиссия была создана после обращения властей генерал-губернаторства в Польский Красный Крест» [21, с. 155].
На территории Генерал-губернаторства (до июля 1940 г. – Генерал-губернаторство для оккупированных польских областей) (5) действовало законодательство Германии, но большинство его жителей, разделенных на несколько категорий, не имели статуса граждан Германии и были ограничены в правах. Вся администрация была немецкой. Что мы знаем о «властях генерал-губернаторства», которые якобы выступили с инициативой о необходимости работы ПКК по эксгумации и идентификации польских останков в далеких Козьих горах?
Ганс Франк
Hans Frank
Йозеф Бюлер
Joseph Buehler
Весь период оккупации Польши ее возглавлял генерал-губернатор Ганс Франк (1900–1946) – рейхсляйтер НСДАП (1934–1942), один из главных организаторов масштабного террора и уничтожения польского и еврейского населения Польши. На Международном Нюрнбергском трибунале был одним из 24 главных нацистских преступников, приговорен к смертной казни.
Йозеф Бюлер (1904–1948) – статс-секретарь Генерал-губернаторства (май 1940–1945), бессменный заместитель Ганса Франка. Член НСДАП, бригаденфюрер СС. В качестве представителя генерал-губернаторства Бюлер принимал участие в конференции в Ванзее (20 января 1942 г.), на которой обсуждался вопрос об окончательном решении «еврейского вопроса в сфере германского влияния в Европе». Бюлер заявил о важности «как можно скорейшего решения еврейского вопроса в генерал-губернаторстве» и призвал Гейдриха начать «окончательное решение» в генерал-губернаторстве, где не существовало «транспортных проблем». Бюлер выступал в качестве свидетеля со стороны защиты Г. Франка на Нюрнбергском трибунале, затем был экстрадирован в Польшу, где за преступления, совершенные против человечества, казнен в Кракове в 1948 году.
По инициативе и с ведома именно этого ответственного за массовый террор и Холокост руководства генерал-губернаторства было направлено обращение в Польский Красный Крест с просьбой отправить представительство под Смоленск, чтобы эксгумировать и идентифицировать обнаруженные там польские останки.
Сам Польский Красный Крест, как отмечалось выше, действовал по согласованию с руководством МККК и в русле его общей политики, полностью игнорируя преступления против еврейского населения, массово совершаемых германскими властями на территории генерал-губернаторства (Холокост).
По поводу этого нацистского обращения о создании комиссии Польский Красный Крест провел консультации с руководством Армии Крайовой, которое, по сути, руководило подпольным польским государством. В итоге было решено организовать Техническую комиссию ПКК из пяти человек во главе с членом главного правления ПКК К. Скаржиньским.
Казимеж Скаржиньский (1887–1962) принадлежал к старинному шляхетскому роду, образование получил в иезуитской гимназии в Вене, окончил Университет политических наук в Париже, затем Высший коммерческий институт в Антверпене. В 1920 г. записался добровольцем в польскую армию и как кавалерист 203-го уланского полка сражался против Советской России. В 1924–1939 гг. был вице-президентом, а затем президентом французско-польской целлюлозной компании. В своем «Рапорте из Катыни» подробно описал эксгумацию, к которому прилагался составленный в июне 1943 г. список убитых. После освобождения Польши Красной армией сначала скрывался, а затем бежал (декабрь 1945 г.), передав перед этим в посольство Великобритании дополненный вариант «Рапорта из Катыни» [44].
К. Скаржиньский (1887–1962) –
руководитель технической комиссии Польского Красного Креста в Козьих горах в 1943 году
Портрет работы С. Норблина, 1935 г.
Skarzynski (1887-1962) -
Head of the Technical commission of the Polish Red Cross in the Goat Hills in 1943.
Portrait by S. Norblin, 1935
Армия Крайова (до 14 февраля 1942 г. называвшаяся Польские вооруженные силы) – главная структура военно-политического подполья, подчиненная польскому эмиграционному правительству. Она была создана кадровыми офицерами довоенной армии для борьбы против, как они считали, тогдашних главных врагов независимой Польши – Германии и СССР. Исходя их концепции двух врагов, руководители АК рассчитывали на восстановление польского государства при поддержке Великобритании и США после того, как Германия и СССР будут обескровлены взаимным противостоянием [14].
Генерал и публицист С. Ровецкий (1895–1944), на стол к которому попадали отчеты о деятельности Технической комиссии ПКК, в годы Первой мировой войны воевал в составе 1-й бригады польских легионов против Российской империи, затем участвовал в польско-советской войне 1919–1920 гг. С 14 февраля 1942 года по 30 июня 1943 года С. Ровецкий был главным комендантом (командующим) Армии Крайовой, являлся сторонником концепции двух врагов. После ареста Ровецкого АК возглавил его заместитель Т. Коморовский. Уже при нем происходила доставка ящиков с катыньскими вещдоками в Краков, их обработка и последующая эвакуация от приближающихся войск Красной армии.
Т. Коморовский (1895–1966) в годы Первой мировой войны сражался на стороне Австро-Венгрии против Российской империи, с 1918 г. – в польской армии, командовал эскадроном и уланским полком в ходе польско-советской войны 1919–1920 гг. После создания Армии Крайовой был заместителем С. Ровецкого, после ареста которого назначен ее командующим. 1 августа 1944 г., при подходе Красной армии к Варшаве, именно Т. Коморовский отдал приказ о начале восстания, окончившегося катастрофой для польского народа.
Техническая комиссия Польского Красного Креста прибыла в Козьи горы 29 апреля 1943 г., также уже после того, как Германия достигла своей цели использования катыньской провокации.
Время работы Технической комиссии ПКК в Козьих горах было намного более продолжительным, чем комиссии международных экспертов – не три дня, а более месяца (с 29 апреля по 3 июня 1943 г.). Комиссия ПКК прибыла отдельно от «нейтральных» международных экспертов и работала принципиально отдельно от них. Также члены ТК ПКК показательно дистанцировались и от немцев – не садились с ними за один стол, при фотографировании стояли обособленной группой [21, с. 155]. Функции, выполняемые ТК ПКК, принципиально отличались от деятельности «нейтральной» международной комиссии.
Заметим, что первые идентификационные списки стали публиковаться в польских оккупационных газетах с 16 апреля 1943 г., то есть сотни личных установочных данных (имя, фамилия, воинское звание) «расстрелянных НКВД» польских офицеров к этому времени нацистам уже были известны. И известны заранее. Ряд исследователей сходится в том, что в руки к германским оккупационным властям попала часть архива УНКВД по Смоленской области (в том числе и польские списки), захваченная в июле 1941 г., также как и часть областного партийного архива [9]. Первые германские идентификационные списки по форме очень кратки – в них указаны только воинские звания, имена, фамилии и, крайне редко, какая-то дополнительная информация. По форме они соответствуют этапным спискам, за исключением указания года рождения. Это понятно: год рождения при эксгумации установить крайне проблематично.
Техническая комиссия ПКК действительно могла помочь германской стороне идентифицировать останки. Международный Красный Крест и его национальные подразделения, в которые запросы о судьбе пропавших польских военнослужащих и гражданских лиц поступали на всем протяжении Второй мировой войны, обладал обширнейшей базой данных о тех польских гражданах, прежде всего военных, которые пропали после 1 сентября 1939 г.: их установочными биографическими данными, домашними адресами, сведениями о родственниках, письмами, в том числе с дневниковыми описаниями, фотографиями и прочими материалами личного происхождения. Еще 3 декабря 1941 г. во время встречи в Кремле со Сталиным премьер-министр польского эмиграционного правительства – и по совместительству глава Польского КК – Сикорский озвучил цифру в 3845 польских офицеров, «пропавших» с сентября 1939 года.
Согласно опубликованным итоговым отчетам нацистской / польской комиссии всего из восьми могил было эксгумировано 4143 трупа, 2815 / 2730 из которых было идентифицировано.
Если учесть, что к моменту пребывания в Козьих горах международной комиссии экспертов (28–30 апреля) было готово для осмотра 982 трупа, из которых 70% было идентифицировано, то за один месяц комиссии ПКК удалось выполнить свои задачи по эксгумации около 3 тыс., идентификации около 2 тыс. и перезахоронению более 4 тыс. останков.
В описаниях деятельности ТК ПКК можно найти упоминания о том, что при проведении работ ей помогало около 160 советских военнопленных и местных жителей [21, с. 155].
Советские военнопленные использовались в качестве рабочей силы с самого начала проведения работ. Так, в воспоминаниях бургомистра оккупированного Смоленска Б. Меньшагина говорится о том, что во время его поездки в Козьи горы 18 апреля 1943 г. он видел, как «в траншеях еще копались русские военнопленные, а на площадке стояло несколько немецких солдат с винтовками» [1, с. 503].
В «Рапорте из Катыни» Скаржиньского упоминается о том, что «весь комплекс работ был осуществлен членами Технической комиссии ПКК, немецкими властями и жителями окрестных сел, число которых составляло в среднем 20–30 человек в день. Присылались также большевистские пленные в количестве 50 человек в день – они использовались исключительно для раскапывания и засыпки могил и уборки территории» (6) [17].
Руководитель польского КК в своем отчете называет имена и фамилии только своих польских коллег и тех германских деятелей, с которыми он тесно общался. «Местных жителей» из окрестных смоленских деревень, а также истощенных голодом «большевистских пленных», пригоняемых на работы в Козьи горы из расположенного в 15 км города Смоленска, выходец из старинного шляхетского рода Скаржиньский считал «по головам» и в июне 1943 г. смог назвать только приблизительное их число: 20, 30, 50 человек в день… И так каждый день! А ведь это были именно те советские граждане, на чью долю выпал труд по эксгумации и перезахоронению останков поляков, обнаруженных в Козьих горах.
Польские авторы и их отечественные последователи не поднимают вопроса о том, как сложилась судьба тех советских граждан, которые весной–летом 1943 г. выполнили основной объем работ по эксгумации польских останков в Козьих горах, последующему их захоронению и обустройству польского кладбища. От них не осталось ни имен, ни фамилий. В официальной польской версии «катыньского преступления» не нашлось ни одного слова благодарности в адрес этих советских граждан или сожаления об их участи. В современных польских катыньских молитвах также не упоминаются и не поминаются эти катыньские жертвы, несмотря на то, что их судьбы и их жизненный путь навсегда связаны с польско-нацистской катыньской провокацией.
Военнопленные из лагеря, расположенного в Смоленске, и жители близлежащих к Козьим горам деревень направлялись на работы по решению германских оккупационных властей, по окончании работ все они были расстреляны и захоронены неподалеку.
В сентябре 1943 г. – при освобождении Смоленска и узников дулага-126 Красной армией – в живых не было ни одного участника работ в Козьих горах и ни одного человека, хотя бы слышавшего рассказ об этом. Ни советской комиссии Бурденко, ни американской комиссии Мэддена не удалось ни отыскать, ни допросить ни одного из этих советских военнопленных.
В то же время всё в том же «Рапорте» Скаржиньского описана идиллическая сцена прощания: «Покидая кладбище, комиссия поблагодарила за сотрудничество поручика Словенцика, подпоручика Босса, немецких унтер-офицеров и солдат и русских рабочих за крайне тяжелый двухмесячный труд по эксгумации останков» [17].
Заслуживший слова благодарности польских представителей Красного Креста обер-лейтенант Словенцик (Словенчик), как упоминается здесь же в комментариях, являлся «командиром роты пропаганды (Aktivpropagandakompanie)». «Подпоручик Босса» – имеется в виду лейтенант полевой полиции Фосс, который весной 1943 г. являлся ответственным за исполнение на месте основных мероприятий катыньской провокации [20; 22, s. 18 и др.].
Первая мемориализация преступления Katyn периода Второй мировой войны (так называемая Nazi-Katyn) была осуществлена в мае–июне 1943 г. в виде оформления захоронений на оккупированной гитлеровцами советской земле в Козьих горах под Смоленском.
Согласно «Рапорту из Катыни» Скаржиньского, кладбище представляло собой шесть братских могил квадратной формы, расположенных по обе стороны от центральной дорожки. Могилы по периметру были обложены дерном, дерном же в центре каждой могилы был выложен равноконечный крест. В двух индивидуальных могилах были захоронены польские генералы Б. Богатыревич и М. Сморавиньский. На каждой могиле был установлен 2,5 метровый католический крест. В день отъезда из Катыни последних членов Технической комиссии ПКК, то есть 9 июня 1943 г., на самом высоком кресте на 4-й могиле был повешен венок, сделанный из жести и проволоки одним из членов комиссии. Венок был выкрашен в черный цвет, в середине располагался терновый венец из колючей проволоки, в центре венца к деревянному кресту был насквозь прибит польский орел с офицерской фуражки [17].
По прошествии 33-х лет эта христианская символика – терновый венец и пригвожденный к кресту мученик, символизировал которого польский гербовый орел, – будет один в один повторена на памятнике под названием «Memorial Katyn», установленном в Лондоне в 1976 году [39].
Подписание соглашения о сооружении памятника Memorial Katyn в Лондоне
Signing of an agreement on the construction of the monument Memorial Katyn in London
O prawde i sprawiedliwosc. Pomnik katynski w Londynie. SPK-Gryf Publications, London, 1977. S. 32
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Польша, символически изображенная в виде польского гербового орла Речи Посполитой в терновом венце из колючей советской проволоки, на долгие 50 лет станет одним из основных символов противостояния в Европе периода холодной войны.
В годы холодной войны нацистская версия преступления Katyn получит свое «второе дыхание». Польское эмиграционное правительство займется дальнейшими теоретическими разработками, в результате которых число катыньских жертв будет увеличено до 14,5 тыс. человек.
Признание руководством Советского Союза в 1990 году вины в совершении преступления Katyn, вновь поддержанное мощнейшими информационными акциями, помогло Германии и США одержать победу над СССР в мировоззренческой войне, которая привела к разрушению Советского государства в 1991 году.
Примечания
- Сразу же после столкновения 3-4 сентября 1939 г., немецкий отдел пропаганды сделал огромное количество фотографий, запечатлевших немецких жертв нападения поляков. 7 сентября 1939 г. Германское информационное агентство начало распространять первые репортажи о «Бромберге – городе ужасов». Немецкими властями были приглашены иностранные «нейтральные» журналисты, чтобы лично увидеть ужасы, творимые поляками. Нацистский военный журналист зондерфюрер Э.Э. Двингер (E.E. Dwinger) по личной просьбе Геббельса написал об этом событии книгу Der Tod in Polen. Die volksdeutsche Passion, изданную в 1940 году. Число немецких жертв в 103 человека, в книге было определено как 5 тыс. человек, а сами события были описаны как заранее спланированная поляками акция по уничтожению этнических немцев.
- Государственный архив Смоленской области (ГАСО). Ф. Р-1630. Оп. 2. Д.28. Л. 113–113об. Из акта представителей воинской части №14164 и жителей с. Катынь-Успенское об ограблении, издевательствах и уничтожении немецко-фашистскими оккупантами мирных жителей с. Катынь Смоленского района / Без срока давности: преступления нацистов и их пособников против мирного населения на оккупированной территории РСФСР в годы Великой Отечественной войны. Смоленcкая область : Сборник архивных документов / отв. ред. серии Е.П. Малышева, Е.М. Цунаева; отв. ред. О.В. Иванов; сост. С.В. Карпова. — М. : Фонд «Связь Эпох»: Кучково поле, Музеон, 2020. – 656 с.: ил. С.332–333.
- В данном случае мы используем термин «место памяти», который ввел французский исследователь Пьер Нора.
- Постановление Государственного комитета обороны СССР № 3294 от 6 мая 1943 года «О формировании 1-й польской пехотной дивизии имени Тадеуша Костюшко». Формирование дивизии началось 14 мая 1943 г. в Селецких военных лагерях под Рязанью.
- Генерал-губернаторство для оккупированных польских областей (Generalgouvernement für die besetzten polnischen Gebiete) было образовано 26 октября 1939 г. в соответствии с приказом рейхсканцлера А. Гитлера от 12 октября 1939 года. С 31 июля 1940 г. оно стало называться Генерал-губернаторство (Generalgouvernement).
- «Большевистские военнопленные» – определение, которое широко использовалось в Польше в антисоветской пропагандистской риторике периода польско-советской войны 1919–1920 гг. и в последующие годы. Согласно данным проф. Г.Ф. Матвеева, не менее 25–28 тыс. советских военнопленных умерли в польском плену от голода, холода, антигуманных нечеловеческих условий содержания, издевательств и произвола польской администрации (в том числе и произвольных расстрелов и убийств).
Список литературы
- Борис Меньшагин: Воспоминания, Письма, Документы / Сост. и подг. текста П.М. Полян. М.; СПб.: Нестор-История, 2019. – 824 с.
- Воробьев М., Титов В., Храпченков А. Смоляне – герои Советского Союза. М.: Московский рабочий, 1966. – 648 с.
- Иванов Ю. Г. Как правильно произносить: Катынь или Катынь? – Иванов Ю. Г. Город-герой Смоленск. 500 вопросов и ответов о любимом городе. Смоленск: Русич, 2015. – 384 с.
- Катынь. Март 1940 г. – сентябрь 2000 г. Расстрел. Судьбы живых. Эхо Катыни. Документы. М.: Весь Мир, 2001. – 688 с.
- Катынь. Пленники необъявленной войны. Документы и материалы / под ред. Р.Г. Пихои, А. Хейштора; сост.: Н.С. Лебедева, Н.А. Петросова, Б. Вощинский, В. Матерский. М.: Международный фонд «Демократия», 1999. – 608 с.
- Катынские доказательства проф. Франтишек Гаек. 9 июля 1945 г. – Немцы в Катыни. М.: ИТРК. С. 132–165.
- Кикнадзе В. Г. «Катынь» в пропаганде, правовых оценках и судебных решениях, научном, политическом и общественном дискурсе. – Вопросы истории. 2021. № 4(1). С. 74–93. DOI: 10.31166/VoprosyIstorii202104Statyi04
- Кикнадзе В. Г. Российская политика защиты исторической правды и противодействия пропаганде фашизма, экстремизма и сепаратизма: Монография. М.: Прометей, 2021. – 800 с.
- Кодин Е. В. «Смоленский архив» и американская советология. Смоленск. гос. пед. ун-т – Смоленск: СГПУ, 1998 – 286 с.
- Краткая история Польши: С древнейших времен до наших дней. М.: Наука, 1993. – 528 с.
- Лебедева Н. С. Катынь: Преступление против человечества. М.: Прогресс–Культура, 1994. – 352 с.
- Новый путь, 18 апреля 1943 г.
- Нора П. Проблематика мест памяти. Франция-память. – П. Нора, М. Озуф, Ж. де Пюимеж, М. Винок / Пер. с фр.: Дина Хапаева. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 1999. С. 17-50.
- Носкова А. Ф. Документальная публикация «Как польское вооруженное подполье "помогало" Красной Армии разгромить нацистскую Германию. 1944–1945 гг.». – URL: https://archives.gov.ru/index.php?q=library/poland-1944-1945/foreword.shtml
- Операция 1005. – URL: https://www.yadvashem.org/ru/holocaust/lexicon/aktion-1005.html
- От арестанта до посла в США. – Новый путь. № 19. 18 декабря 1941 г.
- Скаржинский К. Рапорт из Катыни. Отчет Польского Красного Креста. Варшава, июнь 1943 г. [Report from Katyn. Report of the Polish Red Cross. Warsaw, June 1943]. – «Одродзене», № 7, 1989. – URL: http://www.katyn-books.ru/library/katyn-svidetelstva-vospominaniya12.html
- «Убиты в Калинине, захоронены в Медном». Книга памяти польских военнопленных – узников Осташковского лагеря НКВД, расстрелянных по решению Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 года. Отв. сост. А.Э. Гурьянов. Тт.1–3. Москва, Общество «Мемориал», 2019.
- Убиты в Катыни. Книга памяти польских военнопленных – узников Козельского лагеря НКВД, расстрелянных по решению Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 года. Отв. cост. А.Э. Гурьянов. Международное общество «Мемориал» (Москва), Центр КАРТА (Варшава). М., Общество «Мемориал» – Издательство «Звенья», 2015. – 932 с.
- Фосс. Обращение к населению. – Новый путь / Der Neu Weg, 3 мая 1943 г.
- Яжборовская И. С., Яблоков А. Ю., Парсаданова В. С. Катынский синдром в советско-польских и российско-польских отношениях. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2001. – 496 с.
- Amtliches Material zum Massenmord von KATYN. Berlin. Zentralverlag der NSDAP. Franz Eher Nachf. GmbH. Gedruckt im Deutschen Verlag, 1943 (in German).
- Die 12 000 polnischen Offiziere von judischen Kommandos gemeuchelt. – Volkischer Beobachter. Berlin, Freitag, 16, April 1943. S. 1–2 (in German).
- England und der Massenmord von Katyn. – Volkischer Beobachter. Berlin, Freitag, 16, April 1943. S. 1 (in German);
- Etkind A. Remembering Katyn. Cambridge: Polity Press, 2012. – 214 р. (in English)
- Falsehood in War-Time by Arthur Ponsonby MP 1929. Scanned, serialized and posted by Geoffrey Miller, on the WWI Listserve / (in English). – URL: http://www.vlib.us/wwi/resources/archives/texts/t050824i/ponsonby.pdf
- Joseph Goebbels. Tagebücher 1924–1945. Band 4. 1940–1942. Herausgegeben von Ralf Georg Reuth. Piper München Zürich, 1999. (in German).
- Kaczorowski R. Slowo wstepne. – Katyn. Ksiega Cmentarna Polskiego Cmentarza Wojennego. Rada Ochrony Pamieci Walk I Meczenstwa. Warsawa, 2000. S. VII–IX. (in Polish)
- Katyn: A Crime Without Punishment / ed. by A. Cienciala, N. Lebedeva & W. Matersi, Yale University Press, 2007. (in English)
- «Katyn. Documents of Genocide». Documents and Materials from Soviet archives turned over to Poland on October 14, W. Materski ed., 1992. (in Polish)
- Katyn. Dokumenty ludobojstwa. Dokumenty i materialy archiwalne przekazane Polsce 14 pazdziernika 1992 r. Warszawa: Instytut Studiów Politycznych Polskiej Akademii Nauk, 1992.
- Katyn – ein Beispel fur Judas Anschlag auf Europa. – Volkischer Beobachter. Berlin, Freitag, 16, April 1943. S. 1 (in German).
- Katyn. Ksiega Cmentarna Polskiego Cmentarza Wojennego. Rada Ochrony Pamieci Walk I Meczenstwa. Warsawa, 2000. – LXXVI + 776 s. (in Polish)
- Ledford K. F. Mass Murderers Discover Mass Murder: The Germans and Katyn, 1943. – Case Western Ressarve. Journal of International Law. Vol. 445. Iss. 3 (2012). Pp. 557–589. (in English). – URL: https://scholarlycommons.law.case.edu/jil/vol44/iss3/22
- Mackiewicz J.The Katyn Woods Murders. Holis & Carter, 1951. (in English)
- [Mackiewicz J.] Zbrodnia Katynska w swietle dokumentow / z przedm. Władysława Andersa. London: Gryf, 1948 (in Polish)
- Miednoje: Ksiega Cmentarna Polskiego Cmentarza Wojennego. Rada Ochrony Pamieci Walk I Meczenstwa. Warsawa, 2006. 2 v. : ill.
- Moszynski A. Lista Katyńska. Jeńcy obozow Kozielsk, Ostaszkow, Starobielsk, zaginieni w Rosji sowieckiej. Warszawa: Agencja Omnipress – Społdzielnia Pracy Dziennikarzy, Polskie Towarzystwo Historyczne, 1989. – 336 c. (in Polish)
- O prawde i sprawiedliwosc. Pomnik katynski w Londynie. SPK-Gryf Publications, London, 1977. – 96 s. (in Polish)
- Paul A. (M. Allen) Katyn`: Stalin`s massacre and the triumph of truth. Northern Illinois University Press. DeKalb, 2010. – 430 р. (in English)
- Peszkowski Z. A.J., Zdrojewski S.Z.M. Kalendarz na Rok 2000. Minski. Lodz – Warszawa – Orchard Lake, styczen 2000 r. Maj, 26–28. (in Polish)
- Przewoznik A. Cmentarz w Katyniu. – Katyn. Ksiega Cmentarna Polskiego Cmentarza Wojennego. Rada Ochrony Pamieci Walk I Meczenstwa. Warsawa, 2000. S. LIII–LX. (in Polish)
- Przewoźnik А., Adamska J. Katyn. Zbrodnia, prawda, pamiec . Swiat Ksiazki, 2010. – 554 s. (in Polish)
- Przewoznik A. Nieznany Bohater. – Tygodnik Powszechny Дата публикации: 22.09.2007. Дата обращения: 16.08.2021. (in Polish). – URL: https://www.tygodnikpowszechny.pl/nieznany-bohater-137724
- Sandoz Y. Max Huber and the Red Cross. – The European Journal of International Law, 2007. Vol. 18. No. 1. (in English)
- Sladem Zbrodni Katynskiej. Warsawa. Centralne Archiwum Ministerstwa Spraw Wewnetrznych i Administracji RP, 1998. – 488 s. (in Polish)
- Tucholski J. Mord w Katyniu. Kozielsk, Ostaszkow, Starobiesk. Lista ofiar Warsawa, 1991. – 988 s. (in Polish)
- Ustalenie pierwszych nazwisk ofiar. – Gonec Krakowskii. 16 kwietnia 1943 r. (in Polish)
- Zabici w Katyniu. Alfabetyczny spis 4415 jencow z Kozielska zabitych w kwietniu-maju 1940, wedlug zrodel sowieckich, polskich i niemieckich / Сост.: А. Гурьянов, А. Дзенкевич; Научно-информационный и просветительский центр «Мемориал», Москва. Osrodek KARTA Warszawa. – [Warszawa], 2013. – 850 s. – (Indeks represjonowanych. T. XXI). (in Polish)
- Zawodny J. K. Zbrodnia katynska. – Katyn. Ksiega Cmentarna Polskiego Cmentarza Wojennego. Rada Ochrony Pamieci Walk I Meczenstwa. Warsawa, 2000. S. XI–LI. (in Polish)
- Zbrodnia Katynska. Materialy dla ucznia. Wydanie III poprawione i uzupełnione. Krakow – Warszawa, Instytut Pamięci Narodowej, 2014. (in Polish)
- Zbrodnia Katynska. Materialy dla ucznia. Teki Edukacyjne IPN. Narodowe Centrum Kultury, 2014. (СD) (in Polish)
- Zych T. Tarnobrzescy katynczycy. Sztafeta, 2013. 104 s. (in Polish)
Информация об авторе
Корнилова Оксана Викторовна, кандидат исторических наук, в 2000–2017 гг. руководитель научно-экспозиционного отдела Мемориала «Катынь», г. Смоленск, Российская Федерация.
Автор-корреспондент
Корнилова Оксана Викторовна, e-mail: smolkorn@mail.ru
HISTORICAL POLICY
Original Paper
The Origin and Genezis of Katyn as a Place of Memory:
Propaganda Operation of the Third Reich in 1943
Oksana V. Kornilova 1 *
1 Smolensk, Russian Federation,
ORCID: https://orcid.org/0000-0002-6382-4432, e-mail: smolkorn@gmail.com
Abstract:
In modern Poland, the term Katyn has gone through another stage of development, having turned from the name of a historical event of World War II and a marker of national identity into a dogma, into a postulate almost akin to «Polish Holocaust». The state monopoly on the interpretation of the historical events of Katyn belongs to the Institute of the National Remembrance in Poland. Any attempts to comprehend the Katyn events and scientific discussion are declared Katyn denial by analogy with Holocaust denial. Modern-day accusations against the Russian Federation of unwillingness to admit the guilt of the Soviet Union in the perpetration of the genocide of the Poles – despite the fact that most of the alleged 22,000 Katyn victims have been neither exhumed nor identified – are a vivid example of the so-called «Politics of memory» having an anti-Russian political overtone. In this study we use a Latin (Polish) spelling of the name of Katyn aiming to emphasise that in this case it does not mean a geographical name or some kind of historical event (Katyn crime), but a theoretical concept, place of Polish national memory. That is why the content of Katyn can be comprehended only within the framework and using the tools developed for the study of symbolic politics and the Politics of memory. This study is devoted to the mystery of the birth of Katyn in April 1943. The work presents the diary fragments devoted to the Katyn issue, previously unpublished in Russian. Particular attention is paid to those organizations and their individual functionaries that participated in the conceptualization, popularization and legalization of Katyn in the spring of 1943. We show evidence that the notion of Katyn originated in the top echelons of Nazi Germany power, which, having committed massive crimes against humanity (including the Holocaust), and confronted with defeat in the Battle of Stalingrad and the radical turning point during World War II, was forced to resort to the anti-Soviet doctrine of Strength through Fear. The notion of Katyn was originally put into circulation and later popularized or supported by the parties who were either the perpetrators of the Holocaust or turning a blind eye to the crimes committed (bystanders).
Keywords:
Nazism, World War II, information warfare, Goebbels, Katyn, Nazi Katyn, propaganda,
Katyn exhibition Holocaust denial, Katyn lie, Cold War Katyn
People never lie so much as after a hunt, during a war or before an election
Otto von Bismarck
INTRODUCTION
At the beginning of the XX century based on the experience of World War I, the main principles of information warfare were formulated by Lord A. Ponsonby in his book «Falsehood in War-Time» (1928) [26]. However, also in earlier periods, the warring sides used the propaganda principle with might and main: we are for everything good and against the war, whereas the enemy is cruel, insidious and ugly.
During the Polish-Soviet War (1919–1921) in Poland, a poster «Kill the Bolshevik!» depicting a Polish officer with noble appearance who brandished his sabre at a «bolshevik» with a beast-like face and a red star on his peaked cap was published massively. The handsome equestrian warrior personifies the Second Polish-Lithuanian Commonwealth, which fights against the Soviet «untermensch» in the East.
During World War II, these two characters – practically in the same symbolic visualization – would return to the arena of the information warfare. However, the plot of the poster would undergo serious changes: the Polish officer's hands will be tied behind his back, and the «Judeo-Bolsheviks» would aim at the back of his head with a gun. In 1943, a word describing the depicted scene would appear –Katyn.
The history of World War II knows a large number of both provocations committed on the orders of Hitler and outright propaganda lies whose source was the Propaganda Ministry of the Third Reich. The name of Goebbels went down in the history of World War II as a symbol of false Nazi propaganda actions.
August 31, 1939 – on the very eve of the Polish campaign of the Wehrmacht – in the German city of Gleiwitz near the German-Polish border, on the orders of Hitler, SD troops (Sicherheitsdienst) carried out a provocation with the capture of a radio station. The next day, speaking in the Reichstag, the head of the Third Reich, condemned the Polish attack as the reason for a declared war against Poland by. The events of September 3-4, 1939 in Bydgoszcz, Poland, were instantly referred to by the propaganda as a «Bloody Sunday» (Bromberger Blutsonntag) (1).
This study is devoted to another provocation of the Propaganda Ministry of the Third Reich – the so-called Katyn.
The current social situation indicates that the study of various aspects of the Katyn case is in demand and relevant. An overview of contemporary political and public discussions on the Katyn case is given in the article by Vladimir G. Kiknadze, published in April 2021 in the journal «Voprosy istorii» («The History issues») [7] and his monograph on Russian historical policy [8, p. 390-424]. This study is presented within the discourse framework proposed by Vladimir G. Kiknadze.
We proceed from the fact that throughout its existence (from its inception in April 1943 up to the present) the concept of Katyn has had at least three different substantive components.
The first version of Katyn formulated in the top echelons of Nazi Germany power existed from April 1943 to 1946, whereas 10-12 thousand Polish prisoners of war, civilians, priests and intellectuals were declared the victims of Katyn crime to be. These individuals werebrought to Kozy Gory near Smolensk from the Kozelsk camp and then allegedly shot there in the spring of 1940 [22; 27]. The end of this period is associated with the activities of the Nuremberg trials, which condemned Nazism, but did not put an end to Katyn lie. Memorialization of these theoretical schemes was carried out in the form of decoration of the Polish cemetery on the occupied Smolensk land in the summer of 1943. Let's refer to the definiton of Katyn during this period as Nazi-Katyn.
During the Cold War, the Polish government in exile located in London continued to actively develop the notion of Katyn formulated by the Nazi authorities. The number of its victims was increased to 14.5 thousand people, the places of detention were determined as Kozelsk, Starobelsk, Ostashkov [35; 36; 38; 39; 47; 49]. Outside the USSR, this content was memorialized in the form of a monument called «Memorial Katyn», erected in London in 1976 using money raised by US-British funds [39].
The end of this period – let's call it Cold War Katyn - is associated with the publication of photocopies of a number of documents about the fate of 14.5 thousand Polesmade in the Gorbachev-Yeltsin period. On the territory of the Russian Federation, this content of Katyn was memorialized in 2000 in the form of the Polish military cemeteries «Katyn» near Smolensk and «Mednoe» in Tver region.
Thus, since October 1992, there has been a third – again expanded – content of Katyn. This time, the number of victims was increased again, and the geography of the crime was expanded: the concepts of «Ukrainian Katyn» and «Belarusian Katyn» appeared, the total number of alleged Katyn victims has reached 22 thousand people [4; 5; 11; 18; 19; 21; 25; 29; 30; 31; 33; 40; 42; 43; 50; 51]. This concept was memorialized only in the Ukraine, in the form of the construction of the Polish-Ukrainian memorial «Bykivnya» built in 2012. The Polish government now plans to build a so-called fifth katyn cemetery in Belarus.
From the methodological point of view, we proceed from the fact that the concept of Katyn first appeared on the pages of the Nazi party press and was initially present in two phrases: the Katyn Crime (Massenmord von Katyn) and Katyn forest (Wald von Katyn) [23; 32]. The key elements of the Katyn Crime notion originally included a description of how the Polish officers were captured, hypothesizing about the places where they were kept and where they were shot, and calculating how many people died and where exactly this happened.
Katyn Forest is the materialization of the theoretical concept of the Katyn Crime and binding of it to a certain place and objects of the real world. This trend, above all, is expressed in the memorial policy of Poland with regards to the arrangement of real and symbolic burials, the installation of name plates and symbolic signs, the construction of Katyn cemeteries.
КáТЫНЬ vs. KATYN
Within the framework of the proposed discourse, it is fundamental to distinguish between the name of the settlement of Kátyn (an emphasis on the first syllable), which has existed in the Smolensk district of the Smolensk region since preliterate times, and the historical-political Katyn (in Russian, pronounced with an emphasis on the second syllable – KatYn).
To designate the shooting of Polish citizens in the tract of Kozi Gory near Smolensk, the historical and political slogan Katyn is used, but not the Russian name for the settlement of Kátyn located 7 km from the place where the burials were discovered.
The adjective, derived from the name of the village Kátyn (pronounced Kátyn), denotes the geographical gridding to this settlement – the Kátyn school, the Kátyn shop, the Kátyn rural district, the Kátyn village council.
Alexander Vasilyevich Ivanov (1923–1992) studied at the Kátyn secondary school – the future Hero of the Soviet Union, who showed heroism and courage while the forced crossing the Dnieper during the Great Patriotic War (World War II, the Eastern Front) [2, p. 214-216]. Memory of A.V. Ivanov is honored by the Kátyn villagers – the residents of the Kátyn settlement. The name of the Kátyn hero Alexander Vasilyevich Ivanov is engraved in gold letters in the Hall of Fame of the Museum of the Great Patriotic War, Moscow.
The Kátyn tragedy, historically and geographically connected with a specific settlement of the Smolensk region, is the extermination of the village of Kátyn (Kátyn-Uspenskoye) and its inhabitants by the Nazi invaders in 1941–1943 (2).
The adjective KatYn derived from the German-Polish Massenmord von Katyn or simply Katyn has a different meaning. A number of concepts derived from it have become entrenched in modern English and Polish historiography:
- zbrodnia Katynska (Katyn crime) and Katyn massacre designate the shooting of about 22 thousand Polish citizens on the territory of the modern Russian Federation, Belarus and Ukraine in 1940;
- katyn decizija (Katyn decision) - this refers to the decision on the execution formalized as a resolution of the Politburo of the Central Committee of the Communist Party of the Soviet Union of March 5, 1940;
- klamstwo katynskie (Katyn lie) - this is how the attempts of Soviet leaders from Stalin to Gorbachev to «hide the truth» about the Katyn crime are characterized. The content of this term is tightly coupled to the concept of the so-called second Soviet occupation of Poland;
- lista katynska (Katyn lists) is the generalized name for all known and unknown names of Katyn victims: «transfer lists» of 14.5 thousand prisoners in Kozelsk, Starobelsk and Ostashkov, promulgated by Gorbachev in 199 [47]; «Tsvetukhin’s lists» 1994 («Ukrainian katyn lists») [46] and the «Belarusian katyn list» still wanted by the Polish government;
- ofiary Katynia and ofiary zbrodni katynskiej (victims of Katyn, Katyn victims) – the generalized name of 22 thousand Katyn victims who were shot in pursuance of the Katyn decision;
- katynczyki (katynchukѝ) and katyniaki (katynyaki) – the same as the Katyn victims, about 22 thousand Polish citizens, victims of the Katyn crime, a less official name for the Katyn victims [53];
- and others.
Obviously, the «Katyn victims» in all these cases, for whose death B. Yeltsin went to Warsaw to repent in front of the cross with the inscription «KATYN 1940», are certainly not residents of the Smolensk village of Katyn or their ancestors.
Currently, Katyn is a Polish national place of memory (lieux de mémoire in the concept of the French researcher P. Nora) (3) [15, p. 17], as well as a supranational metonym, an acronym (as formulated by A. Etkind) [25].
Polish Prime Minister Donald Tusk, speaking at the funeral ceremony in Kozy Gory on April 7, 2010, standing on the ritual site where the paths of the Polish military cemetery Katyn and the Russian part of the memorial complex diverge, said: «We, all Poles, are one big Katyn».
The name Kátyn forest for Russian speakers and Katýn forest (las katynski) for Poles have different semantic bases and occupy different places in the national culture of memory.
For the Polish national identity, the place of memory Katýn forest (las katynski) as the scene of the Katyn crime is sacred and more than real. In hundreds and thousands of articles, booklets, poems, prayers, mourning speeches and other references to Katyn, only Katýn forest is mentioned. Only in rare works can one find single use of the historical name Kozy Gory [41].
The Russian name Kátyn Forest is politically and historically neutral, as it implies only a toponym – a gridding reference to a specific area.
Nazi KATYN
In the Polish and English-language literature, the «classic» description of the history of Katyn begins on August 23, 1939, the date of the signing of the Non-Aggression Pact between Germany and the Soviet Union.
Two more key dates, which, according to Western authors and their Russian followers, are the starting points for comprehension the events of the Katyn, are September 1 and September 17, 1939. Their symbolic content is associated with the interpretation of the events of the outbreak of World War II as a concerted attack on Poland by two totalitarian states – Nazi Germany and the Soviet Union. This interpretation is tightly coupled to the efforts to accuse the Soviet Union of complicity with Hitler in unleashing World War II. In addition, this concept is intended to serve at a symbolic level as a means of comparing the two political regimes, Hitler's and Stalin's, and «equalizing» the historical responsibility of two countries for the tragedy of European peoples during World War II.
The Polish military cemeteries «Katyn» and «Mednoe» were created not only under the influence of this concept, but in full accordance with its basic postulates. For example, they contain zoomed copies of the September campaign Cross, an anniversary medal established by the decree of the Polish president-in-exile, issued on September 1, 1984, «In memory of the battles for the protection and independence of the Polish-Lithuanian Commonwealth during the military campaign with Germany and the Soviet Union in 1939». It was awarded both to those who were remarkable in battles against Nazi Germany and to those who participated in rare clashes with units of the Red Army after September 17, 1939.
THE NAZIS IN SMOLENSK
In February 1943, the Battle of Stalingrad, unprecedented in scale and significance, ended with the victory of the Soviet Union. The victory of the Red Army in the Battle of Stalingrad began the countdown of a radical turning point in the course of the Great Patriotic War and World War II.
After the defeat at Stalingrad, the Nazi leaders began to use the propaganda doctrine of Kraft durch Furcht («Strength through Fear») actively. In general, the doctrine was intended to show the whole world that the Soviet Union is worse than Nazi Germany. This was supposed to be carried out through the evoked fear of the Soviet system, which propaganda was supposed to present to Europe and the whole world as bloodier and more cruel than the Nazi. The propaganda content of the «strength through fear» campaign was different for different target groups.
For the German population of the Third Reich, the propaganda in the spirit of Kraft durch Furcht was intended to raise morale, rally the nation and maintain the hope for a successful end of the war. In Germany, in the spring of 1943, anti-Semitic propaganda was intensified, and at that time actions were carried out to «finally liquidate» (exterminate) the Jewish ghettos (Krakow, Warsaw and others). The opponents were described with the usual rhetoric: the Wehrmacht fought with the «Jewish-Bolshevik USSR» and its allies (e.c. «Jews from England»).
For the conquered European countries, the propaganda concept «New Europe» was put forward - the rallying of European countries against the USSR under the aegis of Germany. The countries of the «New Europe» should have seen that in the event of the victory of the Soviet Union in Europe, a regime more brutal and more bloodier than that existed during the Nazi occupation would come. Germany began to look for those political forces that were ready to collaborate with it against the USSR.
The allegedly accidental discovery of the remains of Polish officers near Smolensk in the spring of 1943 and the feeding information about the bloody «Jewish-Bolshevik» crime of Katyn into the world media coincided with a change in the political course of the Third Reich for the occupied eastern territories.
Hitler's stance towards the Soviet Union is reflected in one of his public speeches of this time for the party leaders: «... in this war bourgeois and revolutionary states are facing each other. It has been an easy thing for us to knock out the bourgeois states, for they were quite inferior to us in their upbringing and attitude. Countries with an ideology have an edge on bourgeois states, in that they rest upon a firm spiritual foundation. The superiority resulting from this fact was of extraordinary advantage to us until we began the campaign in the East. There we met an opponent who also sponsors an ideology, even though a wrong one» (spring 1943) [27, s. 1927].
The victory of the Red Army in the Battle of Stalingrad in 1942–1943 showed the military power of the Soviet Union and its ability to withstand the Third Reich. For Hitler, there was still the hope of defeating the Soviet Union in a propaganda – ideological – war. The Fuhrer still hoped for victory in it.
Goebbels wrote about the importance of propaganda campaigns in the East: «Yesterday: <...> Unfortunately I didn't get any farther on the question of propaganda in the occupied areas of the East and the Soviet Union» [27, s. 1912]. The entry is dated March 17, 1943.
Goebbels obviously needed some kind of new informational occasion, significant in the eyes of European (and perhaps of the whole world) public opinion, which would stand out from the general row of stories about «Bolshevik barbarism» that had already become routine. An occasion that would not only correspond to the goals and objectives of the information campaign «strength through fear», but would also have resonance in Europe.
And – lo and behold! – less than a month later, Berlin radio would announce to the whole world that the Nazi authorities had disclosed the «monstrous atrocity of the Bolsheviks» and the whole world would shudder from the «horrors of the bloody Soviet regime.» Two weeks later, the Soviet Union would be forced to sever diplomatic relations with the Polish government-in-exile.
What happened during that time after all? Katyn appeared.
It is documented that the Nazi authorities practiced hiding the vestiges of their crimes, carried out in pursuance of «Sonderaktion 1005» (English: Special Action 1005) [15]. At a time when the Nazis were sure of the eternal existence of their Reich, they did not hide much. They sewed gloves and lampshades from human skin, used the ashes from bodies burned in crematoria as agricultural fertilizers, pumped out every last drop of blood from children for Wehrmacht soldiers and officers. In the extermination camps, the bodies of people killed in gas chambers were cremated in furnaces of crematoria. In concentration camps and ghettos, the bodies of the executed were buried nearby. So, near Warsaw (in der Nähe von Warschau), the remains of the executed prisoners of the Warsaw ghetto were buried in pits, near Krakow (in der Nähe von Krakau) – prisoners of the Krakow ghetto. During «Sonderaktion 1005», prisoners from camps and ghettos were sent to unearth the graves of those previously killed and destroy the remains. Those themselves subsequently faced the same fate. The same was practiced on the occupied territory of the USSR in the places where concentration camps and prisoner-of-war camps existed.
It was impossible for the Nazis to hide or destroy the physical vestiges of their crimes on the occupied Soviet territories. The German authorities did not bother with the burials of hundreds of thousands of Soviet prisoners-of-war, civilians, Jews, gypsies and insane people. It was as impossible to hide these crimes from the Soviet people as the crimes of Auschwitz, other extermination camps and the Holocaust in general.
If the Soviet government had deemed it necessary to disclose the discovery of the mass grave in Kozy Gory after the liberation of Smolensk, attributing it to the Nazis, then though it could not have disrupted, but would have dealt a serious blow to Goebbels' campaign «in defense of New Europe».
Corpses in Polish military uniform, dug out near Smolensk (in der Nähe von Smolensk) and brought from other places, were initially supposedly planned to be destroyed in order to hide vestiges of numerous crimes committed by the Nazis on the territory of the Smolensk region. However, Goebbels used the burials in Kozy Gory to solve his task in organizing a large-scale propaganda campaign against the USSR.
The fully justified military-strategic forecasts of the German intelligence services that after the defeat of Hitler in the Battle of Stalingrad the allies would act as a united front were assessed by Goebbels as follows: «… we were almost completely defenseless today against British air terror» (the entry dated April 9, 1943) [27, s. 1920].
Next to the previous entry, under the same date on April 9, 1943, in the Goebbels' diaries it is recorded: «Yesterday: Polish mass graves have been found near Smolensk» (in der Nähe von Smolensk) [27, s. 1920]. Further Goebbels gave an interpretation of the stated fact: that is, in fact, formulated an explanatory model that could (or should) be used as the basis for further statements and propaganda actions: «The Bolsheviks simply shot down and then shoveled into mass graves some 10,000 Polish prisoners, among them civilian captives, bishops, intellectuals, artists, et cetera» [27, s. 1920].
In its general scheme, the idea of declaring the perpetrator of the crime by the injured party and a multiple increase in the number of victims had already been repeatedly tested by the Nazis. The events of «Bloody Sunday» (Bromberger Blutsonntag) on September 3-4, 1939, mentioned above, can be recalled.
Under the same date, April 9, 1943, the instruction of the start of such an international information campaign was recorded in Goebbels' diaries: «Yesterday: I saw to it that the Polish mass graves be inspected by neutral journalists from Berlin. I also had Polish intellectuals taken there. They are to see for themselves what is in store for them should their wish that the Germans be defeated by the Bolsheviks actually be fulfilled» (emphasis added by the author – Oksana V. Kornilova) [27, s. 1920].
The Nazis were able to show only about 250 bodies in two pits to the Polish «intellectuals» who arrived in Kozy Gory on April 10 from Warsaw, Krakow and Lublin [40, p. 215].
As it can be distinctly seen, the purpose of why «neutral» journalists and «Polish intellectuals» were brought to the place of discovery of burials near Smolensk was clearly formulated by Goebbels. Not coverage of the progress of the exhumation work, not familiarization with the results of the investigation, not a humanitarian mission – no.
The main purpose of the arriving in Kozy Gory of these witnesses specially selected by the Nazi authorities was to see with their own eyes the «bloody Soviet crime», in order to spread information about what fate would await European countries if the Soviet Union defeated Germany in World War II. This was fully in line with the Nazi propaganda doctrine of «strength through fear» for New Europe. «Stalin is worse than Hitler, and the Soviet system is worse than Nazism» – this postulate was originally laid in the ideological basis of the concept of Katyn.
On April 13, 1943, the corresponding version of the Katyn was announced by the official Nazi media –through radio messages broadcast on the territory of most of the states participating in the Second World War, as well as countries occupied by the Third Reich. Nazi Germany possessed a powerful propaganda apparatus. According to researchers, it controlled more than a thousand newspapers, radio stations, printing houses, including those located far beyond its borders.
The Nazi radio report dated April 13, 1943 informed: «It is reported from Smolensk that the locals indicated to the German authorities the place of secret mass executions carried out by Bolsheviks, where the GPU killed 10,000 Polish officers. The German authorities went to Kosogory, a Soviet health resort located 16 km west of Smolensk, where the terrible discovery took place <...> The officers were first in Kozelsk near Orel, from where in February and March 1940 they were transported in cattle wagons to Smolensk, and from there they were transported by trucks to Kosogory, where Bolsheviks killed all of them» [4, p. 447].
An accurate drawing on a change in the disposal of military-political forces in the face of a radical turning point in the course of the war, the desire to drive a wedge between the allies, a thoughtful reckoning to rally the anti-Soviet forces of New Europe around Nazi Germany – these are the main goals pursued by the leaders of the Third Reich when they announced the discovery of a burial of Poles near Smolensk – «victims of the bloody Bolshevik crime».
The accusation of the Soviet Union of committing the Katyn, supported by powerful information campaigns, was supposed to help Germany win a victory over the USSR in the ideological war, which would have increased the chances of Nazi Germany to win the war in the trenches.
On April 14, 1943, Goebbels wrote: «Yesterday. We are now using the discovery of 12,000 Polish officers, murdered by the GPU, for anti-Bolshevik propaganda on a grand style. We sent neutral journalists and Polish intellectuals to the spot where they were found. Their reports now reaching us from abroad are gruesome». And further: «The Fuehrer has also given permission for us to hand out a dramatic news item to the German press. I gave instructions to make the widest possible use of this propaganda material. We shall be able to live on it for a couple of weeks» [27, s. 1923].
In pursuance of Hitler’s order, who personally supervised the course of the Katyn case, on April 15 the informational material of this «dramatic report» for the press would be ready. Starting from the next day, articles about the «Katyn crime of Bolsheviks» would begin to be published in the main Nazi party newspaper «Völkischer Beobachter», the newspaper «Gonec Krakowskii» published in the capital of the Polish Governor-General [48], Japan [12, p. 2] and a number of other «neutral» publications.
On April 16, 1943, the first article was published on the pages of «Völkischer Beobachter» about Polish burials discovered in the Katyn forest [32]. It should be borne in mind that «Völkischer Beobachter» was the main party newspaper of the National Socialist German Workers' Party (German: Nationalsozialistische Deutsche Arbeiterpartei or NSDAP), which determined its readership and the content of published materials. In fact, this is the first public presentation of the word «Katyn» and the content that it implied. The text of the article itself is dated April 15, 1943.
In historical researches about Katyn, we were unable to find studies devoted to the analysis of either this article or subsequent publications about Katyn in the official Nazi press. It is obvious, however, that it is impossible to overlook the first initial stage of conceptualization of the «Katyn» due to its enormous significance for understanding all its further «reincarnations» in the process of turning into a Polish «place of memory» or supranational metonym.
The article was titled «Katyn – an example of Judas attack on Europe» [32]. The epigraph to the article was: «Jew Davies: "We can trust the Soviet Union!"».
Who is this Davies and how did he get «involved» in our story?
It turns out that dissatisfaction and violent attacks from the German press were caused by D.E. Davies’ article «Yes, we can trust the Soviet Union», in which «the Jew Davies begins to propagandize Bolshevism in England» [32].
D.E. Davies (1876-1958) was an American lawyer, diplomat, ambassador to the USSR in 1936-1938, one of the organizers and honorary chairman of the National Council of American-Soviet Friendship (NCASF). In his book «Mission to Moscow» (1942), he spoke positively about Stalin and the Stalinist regime. The book, translated into 13 languages, has sold 700,000 copies. In the spring of 1943, based on these memoirs, a film of the same name was released, telling about the ambassador's meetings with Stalin, his trips to the Soviet Union and the ambassador's positive impressions of the Soviet system. During World War II D.E. Davies strongly advocated the opening of the Second Front in Europe.
Of course, it was extremely important for Germany to know how the relations between the countries opposing it were developing. And not only to know, but also try to influence this relationship. In the Nazi press, for example, there was fierce criticism of the USSR Ambassador to the United States, M.M. Litvinov («this sharper is now assigned to defend the Bolshevik interests in the United States and stand up for the Jewish-Bolshevik war») [16].
The preamble to the first article about Katyn reads was: «Together with 10-12,000 officers, more than 500,000 Polish soldiers fell into bolshevik clutches. The officers were killed in the Katyn forest, and where are the soldiers? Initially, it was supposed to unite them in an army fighting for Bolshevism, but this army had never been heard of. Polish soldiers disappeared, as did Polish children evacuated to the Soviet Union. The fate that the Jew Ehrenburg had promised before the destruction of Europe to all the survivors of the European nations probably overtook them. They die like powerless slaves in the steppes and mines of Siberia» [32].
Another person mentioned in the very first article about Katyn is the writer, poet and journalist Ilya Ehrenburg, who wrote a number of anti-fascist novels in the pre-war years. In 1941-1942. Ehrenburg published talented sharp essays almost every day, instilling confidence in the inevitable victory over Nazi Germany in Soviet people.
The very first text about Katyn runs about the Nazi authorities' «concern» about the fate of three groups of Polish citizens «missing» in September 1939 – officers, soldiers and children.
By the spring of 1943, there was no secret that Polish prisoners-of-war (POW) interned after September 17, 1939 were either released after filtration or sent far inland the USSR with the aim of forming Polish military units that were supposed to fight for the freedom of their homeland against Hitler's Germany.
Who are these «missing» Polish citizens, whose fate the Nazi authorities recalled in an article about Katyn in the spring of 1943?
One of the groups is «Polish children evacuated to the Soviet Union» after September 17, 1939. Their number and fate, as follows from the text, is unknown for the Nazis, but here it is stated that «Polish children ... die like powerless slaves in the steppes and mines of Siberia». Nazism's own experience of destroying children (Polish, Jewish, Russian, Belarusian, Roma, Ukrainian and many others) in the occupied eastern territories apparently influenced the Nazis in the sense that they did not see anything unreasonable in such an accusation – it did not seem wild and absurd to them. The violent deportation of the populace from the occupied territories, followed by their use in hard work in Deutschland, was just characteristic of Nazi Germany. The accusation of the Soviet Union in the destruction of Polish soldiers and Polish children by hard labor is in fact a direct transfer (projection) of their crimes onto the subject against whom the propaganda was conducted.
It is interesting and indicative, however, that in the modern interpretation in Poland and in the West, the transfer of the Polish in 1940, as well as children in June 1941, is beginning to be included in the concept of Katyn.
Another group of Polish citizens mentioned in the article is the 10–12 thousand officers killed in the Katyn forest. The declared number of Polish officers in the official Nazi media was explained as follows: «The total number of officers killed is estimated at 10,000, which corresponds to approximately the full Polish officer corps taken prisoner by Bolsheviks» (Berlin radio report dated April 13, 1943. Quoted from: [4 , p. 447]).
The third group is 500 thousand Polish soldiers, of whom it was supposed to create an army on the territory of the Soviet Union that would fight against Nazi Germany together with Soviet troops. The article asks the question: «Where are the soldiers?» then the article itself answers it: «Initially, it was supposed to unite them into an army fighting for Bolshevism, but this army had never been heard of. Polish soldiers disappeared ...» [32].
With this statement about the disappearance of Polish soldiers, Nazi propaganda deliberately touches one of the painful points of the relationship between the Soviet Union and the Polish government in exile, and again turns everything upside down. There were no «missing» Polish soldiers and no «missing» Polish officers at all. There was Anders' army formed in the USSR from Polish soldiers and officers, which then refused to fight for freedom of their homeland on the Soviet-German front and went to Iran. Many of its leaders, including those occupied vividly with activities on an information support of the Katyn provocation, subsequently settled in London. There was the 1st Polish Infantry Division named after Tadeusz Kosciuszko in the Soviet Union which was formed from Polish soldiers and officers (4).
Another interesting source is the caricature posted next to that article entitled «England and the Katyn Massacre» [32]. The illustration depicts a «Jewish Bolshevik commissar» with repulsive features and shot Polish officers of noble appearance, lying in a ditch.
Thus, the original Nazi propaganda construct implied another side directly involved in the Katyn massacre – Great Britain. The character on the left in the picture is the head of the Church of England, Archbishop of Canterbury. Smiling pleasantly, with one hand he is patting friendly the «Jewish Bolshevik» holding the gun on the shoulder, and with the other hand he is blessing him. Picture caption: «Archbishop of Canterbury: "If we had not discarded Poland, our pain would be great"» [32].
It is possible to assume that by this the Nazis tried to hurt even more the feelings of the main «target group» – the Poles. During the negotiations of the late 1930s Great Britain repeatedly promised Poland military assistance in the event of Nazi Germany attack. However, as it is well known, this did not happen. On September 3, 1939 Great Britain declared war on Germany, but, in fact, no assistance was rendered to Poland.
Nevertheless, soon enough Great Britain blessing the Soviet Union for the massacre of Poland disappears from the content of propaganda materials. At the same time, the number of Katyn victims was reduced from 12 thousand to 10 thousand people. In such a corrected formulation, the description of the Katyn crime began to be replicated in subsequent newspaper publications distributed both in the territory of the Third Reich and the conquered European countries: 10 thousand victims, the criminal USSR and innocent Poland.
On April 16, 1943, Nazi propaganda articles about Bolshevik crime of Katyn spread throughout the world. To confirm their innocence, the Nazi propagandists had testimonies wrested from several local residents and many photographs. From the diary of Goebbels on April 18: «Yesterday: ... In the evening photographs of Katyn were shown me. They are so terrible that only part of them are fit for publication» [27, s. 1923].
It is known that some Nazi criminals were sometimes very sensitive to the murder scenes they saw. For example, having felt sick caused by the sight of the mass execution by the Einsatzgruppen in Minsk, G. Himmler ordered SS Gruppenfuehrer A. Nebe to develop «more humane methods of murder than execution». As a result, another sophisticated means of mass extermination of people appeared – the so-called gas vans or gas chambers.
No matter how terrible the pictures from Kozy Gory were, capturing the «bloody atrocity of the Bolsheviks», Goebbels still had to find those political or social forces that, having accepted the Nazi version of Katyn, would turn a blind eye to the mass crimes committed by the Nazis in the occupied countries.
Speaking about the reasons for the widespread propaganda hype of the Katyn provocation, most authors writing on this topic focus on Germany's desire to play on the contradictions within the allied countries and drive a wedge between them. Researchers, as a rule, lose sight of the motives of the Polish government-in-exile, which, with genuine enthusiasm and speed, seized on the topic proposed by the Third Reich. Besides, it can be considered that although the Katyn provocation was carried out in the interests and the general course of the Nazi policy, the Polish government-in-exile, having supported it, also successfully solved some of the foreign policy challenges facing it.
April 16, 1943 - the same day when «Völkischer Beobachter» and the Polish occupation newspapers published information about Katyn – the Minister of Defense of the Polish government-in-exile M. Kukel and the Minister of Information S. Kot published the statement in which a priori agreed with the Nazi version of Katyn. In addition, they considered it necessary to conduct an investigation with the participation of the International Committee of the Red Cross (ICRC) [10, p. 332].
On April 17, 1943 the German Red Cross and of the Polish Red Cross almost simultaneously applied to the ICRC with the same request to investigate the shooting of Polish prisoners-of-war officers and others people by the Bolsheviks near Smolensk. Both parties asked for the ICRC to send their representatives to Kozy Gory [10, p. 332]. The fact that the ICRC joined the investigation of Katyn was immediately announced through the channels of the British Broadcasting Corporation BBC [21, p. 159].
It is quite justified that the Soviet Union began to consider this fact as a provocation organized jointly by the German authorities and the Polish government-in-exile. Stalin, in his message to Churchill, accused Polish government-in-exile of «collusion» with Hitler.
Indeed, by April 1943, the territory of Poland had already been under power of Nazi Germany for three and a half years. During all this time, neither the Polish government-in-exile, nor the International Committee of the Red Cross, nor the Polish Red Cross expressed a desire to investigate any Nazi crime on the territory of conquered Poland.
At the same time, the activities of the International Committee of the Red Cross during World War II cause extremely ambiguous assessments in world historiography, which is largely due to its stance towards the Holocaust.
The ICRC was founded in 1863. According to the Charter, the number of members of its committee can be from 15 to 25 people who are Swiss citizens. The President and his deputies are responsible, among other things, for the external relations of the Committee. In 1928-1944 the president of the ICRC was the theoretical sociologist of international law Max Huber (1874-1960).
A very indicative side of the activities of the ICRC, which was actively involved in the support and informational promotion of the Nazi version of the Katyn crime, is its policy towards the Holocaust.
Back in 1936, the ICRC authorities knew about the Nazi plans for a «final solution of the Jewish question», but did not take any action either to prevent this crime or to try to inform the world community about the impending extermination actions [45, p. 183].
The ICRC Chairman Max Huber later explained this «silence» as follows: the ICRC is a neutral organization, so the information it has about the state of affairs in a country is confidential information and the ICRC is not obliged to disclose it to third countries, even if there is request [45, p. 187-188].
The ICRC also knew about Nazi concentration camps and Nazi death camps. However, no information about these crimes was received in the international media either; no international commissions were sent to these places of Nazi crimes. Neither the Polish Red Cross nor the German Red Cross took any initiative to investigate these Nazi crimes.
The position of the ICRC as a bystander to the Holocaust during World War II was explained by M. Huber as follows: there was «one group of citizens persecuted by their own government and who are denied the rights enjoyed by other citizens, but, how paradoxically it is, it does not allow foreigners to interfere in their favor» [45, p. 190-191]. So, according to the logic of the ICRC chairman, foreign interference to prevent the Holocaust was impossible because the Jews being killed were German citizens. Since the ICRC positioned itself as a «neutral» organization, it had been refusing to interfere in the internal affairs of states. What changed in the spring of 1943, when the ICC, represented by its national committees, German and Polish, acting in agreement with the Central Committee, decided to violate its neutrality and come out in favor of Germany?
The Polish Red Cross is one of a few pre-war organizations that were allowed to exist after the Nazi invasion of the Polish Republic and the organization of the General Governorate. «The discovery of victims was part of its direct responsibilities», the authors of the monograph «Katyn Syndrome» assert, speaking about the activities of the Polish Red Cross in Kozy Gory near Smolensk [21, p. 155].
The main functionaries of the Polish Red Cross deserve special attention. So, for example, Alexander Osinsky (1870-1956) – the major general of the Russian Imperial Army (1915), Commander-in-Chief of the Polish Army in the Ukraine (1918), a participant in the Polish-Soviet War of 1919-1920, the major general of the Polish Army (1921-1935), the senator. From May 12, 1937 to August 13, 1940, he was the President of the Main Directorate of the Polish Red Cross. After September 1939, he fled from Poland, then ended up in London, where he became a co-leader of the Polish Red Cross as the chairman of the Main Council.
In the pre-war years, A. Osinsky was the head of the regional branch of the Camp of National Unity (OZN), a Polish political pro-government organization distinguished by anti-Semitic ideology. In the OZN program, Jews were described as «foreign elements» for the Polish people, who therefore «cannot take part in its "present day" or contribute to its "tomorrow"». The OZN program, among other things, postulated «a significant reduction in the number of Jews in Poland». The youth organization of OZN actively participated in anti-Semitic actions.
In general, it can be stated that the representatives of the Polish Red Cross during World War II acted in the spirit of M. Huber's guidelines. The Polish Red Cross ignored the daily Nazi crimes of the Holocaust committed in the Polish Governor-General (e.g. the final liquidation of the Krakow ghetto on March 13-14, 1943; the liquidation of the Warsaw ghetto, which actively lasted until May 16, 1943; and others). However, suddenly and inexplicably fast the Polish Red Cross decided to send its representatives to distant Smolensk to check the Nazi provocative statement (Katyn lie).
Until present time, the activities of the International Committee of the Red Cross and national committees of the Red Cross in the context of Katyn lie have not become the subject of any scientific research. Many materials about the activities of the ICRC during World War II remain secret, as well as the information about the fates of its main functionaries.
In particular, the report on its own activities during World War II, prepared by the ICRC itself in 1948, is secret and closed for scientific research. An attempt to make it public in 1996 caused a number of publications of an accusatory nature, after which the project was again brought to a close. Meanwhile, it can be stated that the activities of the ICRC and its national – German and Polish – committees have played an important role in achieving the main goal of the Katyn lie.
On April 26, 1943, after a series of provocative statements from the Polish government-in-exile, the Soviet Union had to sever diplomatic relations with it. One of the goals that Germany was striving for was achieved. The Polish government-in-exile also got what it had long been aspiring to, the severance of diplomatic relations with the USSR, which resulted in its release from all previous obligations under the agreements, which formally took place on the initiative of a former ally.
The Polish government-in-exile, according to the Soviet-Polish agreements on July 30 and August 14, 1941, was obliged to provide help and support to the Soviet Union in the war against Nazi Germany, but in fact it did not want to provide this assistance and did not provide it. It is sufficient to recall the withdrawal of Anders' army from the USSR, as well as support for the anti-Soviet activities of the Home Army.
It was important for the Polish government-in-exile that the merit in the liberation of Poland did not belong to the Soviet Union and Polish soldiers and officers of Polish People's Army, fighting shoulder to shoulder with the Red Army Men. This was necessary so that political power in the liberated Poland would not be transferred to the pro-Soviet government.
In this context, it is pertinent to recall that on March 1, 1943, the Polish Workers' Party published a declaration «What are we fighting for?» which formulated a program of political and socio-economic transformations in Poland after its liberation by the Red Army: the creation of temporary democratic bodies «from village and city councils to the government inclusive», the transfer of enterprises seized by the occupiers to the state, and the establishment of the control over them by the working class, the return of their property to urban and rural small owners, the division of landlord estates between the peasants, an alliance with the USSR and a number of other provisions» [10, p. 341].
Some intermediate results of the successfully carried out Katyn lie were summed up by Goebbels on April 28, 1943. On this date, two records fundamentally important for this study can be found.
First, Goebbels left many enthusiastic remarks about himself for history: «The most important theme of all international discussion is naturally the break between Moscow and the Polish Emigre Government. ... All enemy broadcasts and newspapers agree that this break represents a 100 per cent victory for German propaganda and especially for me personally. The commentators marvel at the extraordinary cleverness with which we have been able to convert the Katyn incident into a highly political question. There is grave apprehension in London about this success of German propaganda. Suddenly all sorts of rifts are noticed in the allied camp the existence of which nobody had hitherto admitted... There is talk of a total victory by Goebbels! Even important American senators publish worried comments...» [27, s. 1924-1925].
Secondly, after these enthusiastic words, Goebbels makes a fundamentally important statement. Strategical information about the current situation at the fronts and in the country, were periodically prepared for Hitler. Here's what else Goebbels wrote down on April 28, 1943: «The military men at the Fuehrer's GHQ have actually succeeded in eliminating the pictures of Katyn from the weekly newsreel. Unfortunately the Fuehrer did not have time to see the reel personally. He may possibly authorize their release next week. But by then they will be so old that they won't have any news value» [27, s. 1925-1926].
This means that after the severance of diplomatic relations between the USSR and the Polish government-in-exile due to the Katyn lie, the report about it to Hitler was still important on April 28, but later this information becomes not only outdated, but also irrelevant. The main goal of the Katyn lie was achieved.
In Goebbels’ diaries, after the above entry of April 28, 1943, the mention of the Katyn-Angelegenheit case occurs only once - in the entry of May 8 about the German munitions found in the graves: «Unfortunately German munitions were found in the graves of Katyn. The question of how they got there needs clarification. It is either a case of munitions sold by us during the period of our friendly arrangement with the Soviet Russians, or of the Soviets themselves throwing these munitions into the graves. In any case it is essential that this incident be kept top secret. If it were to come to the knowledge of the enemy the whole Katyn affair would have to be dropped» [27, s. 1926].
These words were the last in the Katyn lie that Goebbels began and the results of which he summed up.
However, then it was necessary to legalize and materialize the theoretical construct called Katyn (the Katyn Crime). Each of the parties interested in the anti-Soviet Katyn lie, Hitler's Germany and the Polish government-in-exile, approached the matter in their own way.
Germany achieved its main Katyn lie goal, so it only needed a formal confirmation from «neutral» international forensic experts that the alleged Katyn had taken place. For this, the German party organized a trip to Kozy Gory for an expert group of an international commission.
Recall that at the beginning of April, the Nazis brought «neutral» journalists to the place where the burials were discovered – Kozy Gory. Their task was to provide information support to the Nazi version of Katyn (Nazi Katyn). The findings of international forensic experts should have given status of objectivity to the Nazi version of Katyn (Nazi Katyn), to transfer it from the sphere of propaganda to the realm of events that actually occurred (recognized as such).
In fact, the international alleged «independent» commission of forensic experts arrived in Kozy Gory only on April 28, 1943 – after the Katyn lie had done its job (the severance of diplomatic relations between the Soviet Union and the Polish government-in-exile had occurred two days earlier).
Representatives of 12 countries stayed in the Kozy Gory for only three days (from 28 to 30 April). During this time, they managed to examine 982 corpses prepared by the German side for their arrival, of which about 70% were alleged identified [51, s. 59]. The Nazis allowed «independent» forensic experts to perform autopsies on only nine corpses. They were also taken to see a Katyn exhibition prepared by the Nazi German security service SD, where finds of the Katyn forest were exhibited in wooden showcases.
There are serious disagreements regarding the results of the activities of this commission and its individual representatives. The main ones are related to the assessment of the objectivity degree (the very independence) that the members of the commission were allowed to show, as well as the influence degree of the expert findings of international experts on the Nazi version of the Katyn crime that had already existed by the time they arrived in Kozy Gory [6]. Subsequently, the findings of the international expert commission were included as one of the documents in the official «Amtlikhen materials» [22].
The activities of the Polish government-in-exile to legalize Katyn were organized according to different principles. The Technical Commission of the Polish Red Cross (TC PRC) worked in Kozy Gory near Smolensk from April 29 to June 3, 1943. In studies devoted to Katyn case, the attention is paid only to the activities of the TC PRC on the exhumation of the corpses and their identification, but the history of its organization and the interaction with the Nazi German authorities is poorly or almost not covered. As a rule, the authors confine themselves to a formal statement that «the commission was created after the appeal of the authorities of the General Governorate to the Polish Red Cross» [21, p. 155].
On the territory of the Polish General Governorate (until July 1940 called the General Governorate for the Occupied Polish Region) (5), Nazi German law was in force, but most of its inhabitants, divided into different categories, did not have the status of German citizens and were limited in rights. The entire administration was Nazis. What do we know about the «authorities of the Nazis General Governorate», which allegedly came up with an initiative about the need for the PRC to work on the exhumation and identification of the Polish remains in the distant Kozy Gory?
Governor-General the occupied Poland was Hans Frank (1900-1946) – Reichsleiter of the NSDAP (1934-1942), one of the main organizers of the large-scale terror and extermination of Polish and Jewish population of Poland. At the International Nuremberg Tribunal, he was one of the 24 main Nazi criminals, sentenced to death.
Joseph Buhler (1904-1948) – State Secretary of the General Governorate (May 1940-1945), permanent deputy of Hans Frank, the member of the NSDAP and SS Brigadefuehrer. As a representative of the General Governorate, Buhler took part in the conference in Wannsee (January 20, 1942), at which the question of the final solution of the «Jewish question in the sphere of German influence in Europe» was discussed. Buhler declared the importance of «the earliest possible solution to the Jewish question in the General Governorate» and called on Heydrich to begin a «final solution» in the General Governorate, where there were no «transport problems». Buhler acted as a witness for G. Frank's defense at the Nuremberg Tribunal, then was extradited to Poland, where he was executed in Krakow in 1948 for crimes committed against humanity.
On the initiative and with the knowledge of these very Nazi leaders of the General Governorate responsible for the mass terror and the Holocaust, the appeal was sent to the Polish Red Cross with a request to send a mission to distant Smolensk in order to exhume and identify the Polish remains.
The Polish Red Cross itself, as noted above, acted in coordination with the managers of the ICRC and in line with the ICRC's general policy, completely ignoring the Nazi crimes against the Jews, massively committed by the German authorities on the territory of the General Governorate (Holocaust).
Regarding this Nazi appeal to create a commission, the Polish Red Cross held consultations with the leaders of the Home Army which, in fact, governed the Polish underground state. As a result, it was decided to organize the five-person Technical Commission of the PRC headed by K. Skarzhynski, a member of the PRC main board.
Coming from an old noble Polish family, Kazimierz Skarzhynski (1887-1962) was educated at a Jesuit gymnasium in Vienna, graduated from the University of Political Sciences in Paris and then the Higher Commercial Institute in Antwerp. In 1920 he volunteered for the Polish army and, as a cavalryman of the 203rd Uhlan regiment, fought against Soviet Russia. From 1924 to 1939 he was the vice president and then the president of the French-Polish pulp company. In his «Report from Katyn» he described in detail the exhumation, which was accompanied by a list of those killed, made up in June 1943. After the liberation of Poland by the Red Army, he was the first who had hidden and then fled (December 1945), having submitted an augmented version of the «Report from Katyn» to the British Embassy [44].
The Home Army (until February 14, 1942 called the Union of Armed Struggle) was the main structure of the military-political underground, subordinate to the Polish government-in-exile. It was created by the career officers of the pre-war army to fight against what they believed were the main enemies of the independent Poland of that time – Nazi Germany and the USSR. On the assumption of their concept of two enemies, the leaders of the Home Army counted on the restoration of the Polish state with the support of the Great Britain and the United States after Germany and the USSR would be drained of blood by mutual confrontation [14].
General and publicist S. Rovetsky (1895-1944), who received reports on the activities of the Technical Commission of the PRC, fought against the Russian State as a member of the 1st brigade of the Polish legions during the World War I, then participated in the Polish-Soviet war (1919–1921). From February 14, 1942 to June 30, 1943 Rovetsky was the main commandant (commander) of the Home Army, a supporter of the concept of two enemies.
After the arrest of Rovetsky, his deputy T. Komorovsky became the head of the Home Army. Already under him, the delivery of boxes with Katyn material evidence to Krakow, their processing and subsequent evacuation from the approaching Red Army took place.
T. Komorowski (1895-1966) during World War I fought on the side of Austria-Hungary against the Russian State; since 1918 was in the Polish army; during the Polish-Soviet war (1919-1921) commanded the squadron and the Uhlan regiment. After the creation of the Home Army, he was the deputy of S. Rovetsky, after whose arrest he was appointed its commander. On August 1, 1944, when the Red Army approached Warsaw, it was T. Komorowski who gave the order to start the Warsaw uprising, which ended in disaster for the Polish people.
The Technical Commission of the Polish Red Cross arrived in Kozy Gory on April 29, 1943, also after Germany had achieved its goal in the Katyn provocation.
The Technical Commission of the PRC worked in Kozy Gory much longer than the commission of international experts – not three days, but more than a month (from April 29 to June 3, 1943). The PRC сomission arrived separately from the «neutral» international experts and worked separately from them. In addition, members of the TC PRC significantly distanced themselves from the Germans: they did not sit with them at the same table, while photographing they stood apart, etc. [21, p. 155]. The functions of the TC PRC were fundamentally different from the activities of the «neutral» international commission.
The first identification lists began to be published in the Polish occupation newspapers from April 14, 1943. This is means, that hundreds of personal identification data (name, surname, military rank) of the Poles had already been known to the Nazis by this time. Moreover, the data were known in advance. A number of researchers agree that a part of the NKVD archive of the Smolensk region (including the Polish transfer lists), captured in July 1941, as well as part of the regional party archive fell into the hands of the German occupation authorities [9]. The first German identification lists were very short in form – they contained only military ranks, first names, surnames and very rarely some additional information. In form, they corresponded to the « transfer lists», with the exception of the indication of the birth year. This is understandable: it is extremely problematic to establish the year of birth during exhumation.
The Polish RC technical commission could help indeed the German side to identify the remains. The International Red Cross and its national divisions, which received inquiries about the fate of the missing Polish military men and civilians throughout World War II, had an extensive database of those Polish citizens, especially the military, who disappeared after September 1, 1939 (their background information, home addresses, information about relatives, letters, including diary notes, photographs and other materials of personal origin). As early as December 3, 1941, during the meeting in the Kremlin with Stalin, the Prime Minister of the Polish government in exile, and concurrently the head of the Polish RC, Sikorski announced the figure of 3845 Polish officers who had «disappeared» since September 1939.
According to the published final reports of the Nazi / Polish commission, in total 4143 corpses were exhumed from eight graves , 2815 / 2730 of which were identified.
Considering that while the international commission of experts was in Kozy Gory (April 28-30), 982 corpses were ready for examination, of which 70% were identified, then the PRC commission managed to complete its tasks of exhumating about 3 thousand, identification of about 2 thousand and reburial of more than 4 thousand remains in one month.
In the descriptions of the TC PRC activities, you can find references to the fact that about 160 Soviet prisoners-of-war and local residents were helping the commission during the work [21, p. 155].
The Soviet prisoners-of-war were used as a labor force from the very beginning of the work. Thus, in the memoirs of the burgomaster of occupied Smolensk B. Menshagin it is said that during his trip to Kozy Gory on April 18, 1943, he saw «Russian prisoners-of-war were still digging in the trenches, and several German soldiers with rifles were standing on the site» [ 1, p. 503].
In Skarzhynski's «Report from Katyn» it is mentioned that «the whole range of works has been carried out by the members of the PRC Technical Commission, the German authorities and residents of the surrounding villages, whose number averaged 20-30 people a day. Bolshevik prisoners were also sent in the amount of 50 people a day – they were used exclusively for excavating and filling graves and cleaning up the territory» (6) [17].
The head of the TC of the Polish Red Cross Skarzhynsky in his report names only his Polish colleagues and those Nazi officers with whom he closely communicated. Skarzhynski, coming from an old Polish noble family, took a head count of local residents from the nearby villages, as well as the Bolsheviks prisoners-of-war exhausted by hunger. They were taken to work in Kozy Gory or on foot from the city of Smolensk, located 15 km away. After such everyday long march-transition from Smolensk to Kozy Gory and many hours of extremely destructive work here, it is very unlikely that the Soviet POW were able to walk another 15 km to return to the Dulag-126 in Smolensk.
In June 1943 Skarzhynsky could call only an approximate number of them: 20, 30, 50 people a day... And so every day! But they were those Soviet citizens who shared in the exhumation and reburial labor of the remains of the Poles found in Kozy Gory. None of the Katyn researchers speaks of Soviet prisoners-of-war who participated in or died in the course of exhumation or memorial works in 1943.
Polish authors and their Russian followers do not raise the question about the fate of the Soviet citizens who carried out the bulk of the work on the exhumation of Polish remains in Kozy Gory in the spring and summer of 1943, their subsequent burial and the arrangement of the Polish cemetery. There were no names or surnames left of them. In the official Polish version of the «Katyn crime» there was not a single word of gratitude towards these Soviet citizens or regret about their fate. In modern Polish Katyn prayers, these Katyn victims are neither mentioned nor remembered, despite the fact that their fates and their paths of life are forever connected with the Polish-Nazi Katyn provocation.
The prisoners of war from the camp located in Smolensk and residents of the villages surrounding Kozy Gory have been ordered to do the work by the German occupation authorities. On completion of the work, all of them were shot and buried nearby.
In September 1943, by the time of the liberation of Smolensk and the prisoners of Dulag-126 by the Red Army, there were no living participants in the work in Kozy Gory and nobody who had ever heard the story about it. Neither the Soviet Commission headed by Burdenko nor the US House Select Committee headed by Madden succeeded in finding or interrogating any of these Soviet prisoners-of-war.
At the same time, in the Skarzhynski's «Report», an idyllic scene of farewell is described: «Leaving the cemetery, the commission thanked Lieutenant Slovenczyk, Second Lieutenant Boss, German non-commissioned officers and soldiers and Russian workers for their extremely hard work during two months to exhume the remains» [17].
Ober-Lieutenant Slovenczyk (Slovenchgyk), who deserved the words of gratitude from the Polish representatives of the Red Cross, was, as mentioned here in the comments, «the company commander of Wehrmacht Propaganda Troops (Aktivpropagandakompanie)». «The Second Lieutenant Boss» was the lieutenant of the Secret Field Police Foss, who was responsible for the field execution of the main events of the Katyn provocation in the spring of 1943 [20; 22, s. 18, etc.].
The first memorialization of Katyn during World War II, the so-called Nazi-Katyn, was carried out in May – June, 1943 in the form of arrangement of burials on the Soviet land occupied by the Nazis in Kozy Gory near Smolensk.
According to Skarzhyński's «Report from Katyn», the cemetery consisted of six square-shaped mass graves located on either side of the central path. The graves were lined with sod around the perimeter. Also using the same sod, an equal-pointed cross was laid out in the center of each grave. Polish generals B. Bogatyrevich and M. Smoravinsky were buried in two individual graves. A 2.5 meter high Catholic cross was installed on each grave. On the departure day of the last members of the PRC Technical Commission from Katyn (that is, on June 9, 1943), a wreath made of tin plate and wire by one of the commission members was hung on the highest cross on the 4th grave. The wreath was painted black. In the middle of the wreath there was a crown of thorns made of barbed wire. The wreath was nailed to a wooden cross, through a crown of thorns, with a cockade taken rom an officer's cap in the shape of a Polish eagle [17].
33 years later, this Christian symbolism - a crown of thorns and a martyr nailed to the cross, whose symbol was the Polish coat of arms in the form of an eagle – would be exactly repeated on a monument called Memorial Katyn, erected in London in 1976 [39].
CONCLUSION
Poland, symbolically depicted in the form of an eagle from the Polish coat of arms of the Polish-Lithuanian Commonwealth in a crown of thorns made of Soviet barbed wire, would become one of the main symbols of the confrontation in Europe during the Cold War for 50 years.
During the Cold War, the Nazi version of the Katyn crime would get a «second wind». The Polish government in exile would engage in further theoretical developments, as a result of which the number of Katyn victims would be increased up to 14.5 thousand people.
The admission of guilt in the committing the Katyn crime by the leaders of the Soviet Union in 1990, supported by powerful information campaigns, helped Germany and the United States to defeat the USSR in the ideological war that led to the dissolution of the Soviet Union in 1991.
Endnotes
- Immediately after the clash on September 3-4, 1939, the Reich Ministry of Public Enlightenment and Propaganda took a huge number of photographs of the German victims of the Polish attack. On September 7, 1939, the German News Agency began distributing the first reports on «Bromberg – Town of Horror». Foreign «neutral» journalists were invited by the German authorities to see personally the horrors perpetrated by the Poles. Having been asked by Goebbels personally, Nazi war journalist Sonderführer E.E. Dwinger wrote a book «Der Tod in Polen. Die volksdeutsche Passion» about this event, published in 1940. The number of German victims of 103 people, in the book, was defined as 5 thousand people, and the events themselves were described as a pre-planned action by the Poles to exterminate ethnic Germans.
- The State Archive of the Smolensk Region (SASR). Р-1630. F. 28. Pp. 113–113rs. From the act of the representatives of the military unit No. 14164 and the residents of the village Katyn-Uspenskoe about robbery, bullying and extermination of civilians by the German fascist invaders. Katyn, Smolensk region / Without a statute of limitations: the crimes of the Nazis and their accomplices against the civilian population in the occupied territory of the RSFSR during the Great Patriotic War. Smolensk region: The collection of archival documents / editor-in-chief of the series E.P. Malysheva, E.M. Tsunaev; editor-in-chief O.V. Ivanov; comp. S.V. Karpov. M.: Foundation «Svyaz` Epoch»: Kuchkovo Pole, Muzeon, 2020. - 656 p .: illustrated. pp. 332–333.
- In this case, we use the term «place of memory», which was introduced by the French researcher Pierre Nora.
- Decree of the State Defense Committee of the USSR No. 3294 of May 6, 1943 «Of the formation of the 1st Tadeusz Kościuszko Infantry Division.» The formation of the division began on May 14, 1943 in the Seletsky military camps near Ryazan.
- The General Governorate for the Occupied Polish Region (Generalgouvernement für die besetzten polnischen Gebiete) was formed on October 26, 1939 in accordance with the order of the Reich Chancellor A. Hitler of October 12, 1939. On July 31, 1940, it became known as the General Governorate.
- «Bolshevik prisoners of war» is a definition that was widely used in Poland in anti-Soviet propaganda rhetoric during the Polish-Soviet war of 1919–1921 and in subsequent years. According to Prof. G.F. Matveyev, at least 25-28 thousand Soviet prisoners of war died in Polish captivity from hunger, cold, inhuman conditions of detention, humiliations and arbitrary rules of the Polish administration (including arbitrary executions and murders).
References
- Boris Men'shagin. Vospominaniya / Boris Men'shagin: Vospominaniya, Pis'ma, Dokumenty [Boris Menshagin. Memories / Boris Menshagin: Memories, Letters, Documents] / Sost. i podg. teksta P.M. Polyan. – M.; SPb.: Nestor-Istoriya, 2019. – 824 s. (In Russ.)
- Vorob'ev M., Titov V., Hrapchenkov A., 1966, Smolyane – geroi Sovetskogo Soyuza [Smolyans - Heroes of the Soviet Union]. M., Moskovskij rabochij. 1966. 648 s. (In Russ.)
- Ivanov Yu. G., 2015, Kak pravil'no proiznosit': Katyn' ili Katyn'? [How to Pronounce It Correctly: Katyn or Katyn?]. – Ivanov Yu. G. Gorod-geroj Smolensk. 500 voprosov i otvetov o lyubimom gorode. Smolensk. Rusich, 2015. 384 s. (In Russ.)
- Katyn'. Mart 1940 g. – sentyabr' 2000 g. Rasstrel. Sud'by zhivyh. Ekho Katyni. Dokumenty [Katyn. March 1940 - September 2000 Shooting. The Fate of the Living. Echo of Katyn. The documents]. M.: Ves' Mir, 2001. 688 s.
- Katyn'. Plenniki neob"yavlennoj vojny. Dokumenty i materialy [Katyn. Prisoners of an Undeclared War. Documents and Materials] / pod red. R.G. Pihoi, A. Hejshtora; sost.: N.S. Lebedeva, N.A. Petrosova, B. Voshchinskij, V. Materskij. M.: Mezhdunarodnyj fond «Demokratiya», 1999. 608 s. (In Russ.)
- Katynskie dokazatel'stva. prof. Frantishek Gaek. 9 iyulya 1945 g. [Katyn Evidence. prof. František Hájek. July 9, 1945] / Nemcy v Katyni. M.: ITRK. S. 132–165. (In Russ.)
- Kiknadze V. G., 2021, «Katyn'» v propagande, pravovyh ocenkah i sudebnyh resheniyah, nauchnom, politicheskom i obshchestvennom diskurse ["Katyn" in Propaganda, Legal Assessments and Court Decisions, Scientific, Political and Public Discourse]. – Voprosy istorii. 2021. № 4(1). S. 74–93. DOI: 10.31166/VoprosyIstorii202104Statyi04 (In Russ.)
- Kiknadze V. G., 2021, Rossiyskaya politika zashchity istoricheskoy pravdy i protivodeystviya propagande fashizma, ekstremizma i separatizma: Monografiya [Russian policy of protecting historical truth and countering the propaganda of fascism, extremism and separatism: Monograph]. Moscow: Prometey, 2021. – 800 s. (In Russ.)
- Kodin E. V., 1998, "Smolenskij arhiv" i amerikanskaya sovetologiya ["Smolensk Archive" and American Sovietology]. Smolensk. gos. ped. un-t – Smolensk: SGPU, 1998. – 286 s. (In Russ.)
- Kratkaya istoriya Pol'shi: S drevnejshih vremen do nashih dnej [A Brief History of Poland: From Ancient Times to the Present]. M.: "Nauka", 1993. – 528 s. (In Russ.)
- Lebedeva N. S., 1994, Katyn': Prestuplenie protiv chelovechestva [Katyn: A Crime Against Humanity]. M.: Progress–Kul'tura, 1994. 352 S. (In Russ.)
- Novyj put' [New way]. 18 aprelya 1943 g. S. 2. (In Russ.)
- Nora P., 1999, Problematika mest pamyati. Franciya-pamyat' [The Problem of Places of Memory. France-memory]. – P. Nora, M. Ozuf, Zh. de Pyuimezh, M. Vinok / Per. s fr.: Dina Hapaeva. SPb.: Izd-vo S.-Peterb. un-ta, 1999, s. 17-50. (In Russ.)
- Noskova A. F. Dokumental'naya publikaciya «Kak pol'skoe vooruzhennoe podpol'e "pomogalo" Krasnoj Armii razgromit' nacistskuyu Germaniyu. 1944–1945 gg.» [The Documentary Publication How the Polish Underground Army Helped the Red Army Defeat Nazi Germany. 1944-1945"]. – URL: https://archives.gov.ru/index.php?q=library/poland-1944-1945/foreword.shtml (In Russ.)
- Operaciya 1005 [Operation 1005]. – URL: https://www.yadvashem.org/ru/holocaust/ lexicon/aktion-1005.html (In Russ.)
- Ot arestanta do posla v SSHA [From Prisoner to Ambassador to the United States]. – Novyj put'. № 19. 18 dekabrya 1941 g. (In Russ.)
- Skarzhinskij K., 1989, Raport iz Katyni. Otchet Pol'skogo Krasnogo Kresta. Varshava, iyun' 1943 [Report from Katyn. Report of the Polish Red Cross. Warsaw, June 1943]. – Odrodzene. № 7, 1989. – URL: http://www.katyn-books.ru/library/katyn-svidetelstva-vospominaniya12.html
- «Ubity v Kalinine, zahoroneny v Mednom». Kniga pamyati pol'skih voennoplennyh – uznikov Ostashkovskogo lagerya NKVD, rasstrelyannyh po resheniyu Politbyuro CK VKP(b) ot 5 marta 1940 goda ["Killed in Kalinin, buried in Mednoye." Book of memory of Polish prisoners of war - prisoners of the Ostashkovsky NKVD camp, who were shot by the decision of the Politburo of the Central Committee of the All-Union Communist Party of Bolsheviks on March 5, 1940]. Otv. Sost. A.E.Gur'yanov. Tt.1–3. Moskva, Obshchestvo «Memorial», 2019. (In Russ.)
- Ubity v Katyni. Kniga pamyati pol'skih voennoplennyh – uznikov Kozel'skogo lagerya NKVD, rasstrelyannyh po resheniyu Politbyuro CK VKP(b) ot 5 marta 1940 goda [Killed in Katyn. Book of Memory of Polish Prisoners of War - Prisoners of the Kozelsk Camp of the NKVD, Shot by the Decision of the Politburo of the Central Committee of the All-Union Communist Party of Bolsheviks on March 5, 1940]. Otv. cost. A.E. Gur'yanov. Mezhdunarodnoe obshchestvo «Memorial» (Moskva), Centr KARTA (Varshava). M., Obshchestvo «Memorial» – Izdatel'stvo «Zven'ya», 2015. – 932 s. (In Russ.)
- Foss, 1943, Obrashchenie k naseleniyu [Appeal to the population]. – Novyj put' / Der Neu Weg, 3 maya 1943 g. (In Russ.)
- Yazhborovskaya I. S., Yablokov A. Yu., Parsadanova V. S., 2001, Katynskij sindrom v sovetsko-pol'skih i rossijsko-pol'skih otnosheniyah [Katyn syndrome in Soviet-Polish and Russian-Polish relations] M.: Rossijskaya politicheskaya enciklopediya (ROSSPEN), 2001. –496 s. (In Russ.)
- Amtliches Material zum Massenmord von KATYN [Official material on the KATYN mass murder.]. Berlin. Zentralverlag der NSDAP. Franz Eher Nachf. GmbH. Gedruckt im Deutschen Verlag, 1943. (In German).
- Die 12 000 polnischen Offiziere von judischen Kommandos gemeuchelt [The 12,000 Polish officers assassinated by Jewish commandos]. – Volkischer Beobachter. Berlin, Freitag, 16, April 1943. S. 1–2. (In German).
- England und der Massenmord von Katyn [England and the Katyn mass murder]. – Volkischer Beobachter. Berlin, Freitag, 16, April 1943. S. 1. (In German);
- Etkind A., 2012, Remembering Katyn. Cambridge: Polity Press, 2012. – 214 p. (In English)
- Falsehood in War-Time by Arthur Ponsonby MP 1929. Scanned, serialized and posted by Geoffrey Miller, on the WWI Listserve (In English). – URL: http://www.vlib.us/wwi/ resources/archives/texts/t050824i/ponsonby.pdf
- Joseph Goebbels. Tagebücher 1924–1945. Band 4. 1940–1942 [Diaries 1924–1945. Vol. 4. 1940-1942]. Herausgegeben von Ralf Georg Reuth. Piper München Zürich, 1999. (In German).
- Kaczorowski R., 2000, Slowo wstepne. – Katyn. Ksiega Cmentarna Polskiego Cmentarza Wojennego [Introductory word / Katyn. Cemetery Book of the Polish War Cemetery]. Rada Ochrony Pamieci Walk I Meczenstwa. Warsawa. 2000. – S. VII–IX. (In Polish)
- Katyn: A Crime Without Punishment / ed. by A. Cienciala, N. Lebedeva & W. Matersi, Yale University Press, 2007. (In English)
- "Katyn. Documents of Genocide". Documents and Materials from Soviet archives turned over to Poland on October 14, W. Materski ed., 1992. (In Polish)
- Katyn. Dokumenty ludobojstwa. Dokumenty i materialy archiwalne przekazane Polsce 14 pazdziernika 1992 r. [Katyn. Documents of genocide. Documents and archival materials handed over to Poland on October 14, 1992]. Warszawa: Instytut Studiów Politycznych Polskiej Akademii Nauk, 1992. (In Polish)
- Katyn – ein Beispel fur Judas Anschlag auf Europa [Katyn - an example of Judas attack on Europe]. – Volkischer Beobachter. Berlin, Freitag, 16, April 1943. – S. 1. (In German).
- Katyn. Ksiega Cmentarna Polskiego Cmentarza Wojennego. Rada Ochrony Pamieci Walk I Meczenstwa. Warsawa. 2000. – LXXVI + 776 s. (In Polish)
- Ledford K. F., 2012, Mass Murderers Discover Mass Murder: The Germans and Katyn, 1943. – Case Western Ressarve. Journal of International Law. Vol. 445. Iss / 3 (2012). Pp. 557–589. (in English). – URL: https://scholarlycommons.law.case.edu/jil/vol44/iss3/22
- Mackiewicz J., 1951, The Katyn Woods Murders. Holis & Carter, 1951. (In English)
- [Mackiewicz J.], 1948, Zbrodnia Katynska w swietle dokumentow / z przedm. Władysława Andersa [The Katyn Massacre in the light of the documents / with the foreword. Władysław Anders]. London: Gryf, 1948. (In Polish)
- Miednoje: Ksiega Cmentarna Polskiego Cmentarza Wojennego [Miednoje: Cemetery Book of the Polish War Cemetery]. Rada Ochrony Pamieci Walk I Meczenstwa. Warsawa, 2006. 2 v.: ill. (In Polish)
- Moszynski A., 1989, Lista Katyńska. Jeńcy obozow Kozielsk, Ostaszkow, Starobielsk, zaginieni w Rosji sowieckiej [Katyn Lists. Prisoners of the Kozielsk, Ostashkov and Starobelsk camps, missing in Soviet Russia]. Warszawa: Agencja Omnipress – Społdzielnia Pracy Dziennikarzy, Polskie Towarzystwo Historyczne, 1989. – 336 s. (In Polish)
- O prawde i sprawiedliwosc. Pomnik katynski w Londynie [For truth and justice. Katyn Monument in London]. SPK-Gryf Publications, London, 1977. – 96 s. (In Polish)
- Paul A. (M. Allen), 2010, Katyn`: Stalin`s massacre and the triumph of truth. Northern Illinois University Press. DeKalb, 2010. – 430 p. (In English)
- Peszkowski Z.A.J., Zdrojewski S.Z.M., 2000, Kalendarz na Rok 2000. Minski [Calendar for 2000. Minski]. Lodz – Warszawa – Orchard Lake, Styczen 2000 r. Maj, 26–28. (In Polish)
- Przewoznik A., 2000, Cmentarz w Katyniu. – Katyn. Ksiega Cmentarna Polskiego Cmentarza Wojennego [Cemetery in Katyn / Katyn. Cemetery Book of the Polish War Cemetery]. Rada Ochrony Pamieci Walk I Meczenstwa. Warsawa, 2000. – S. LIII–LX. (In Polish)
- Przewoźnik A., Adamska J., 2010, Katyn. Zbrodnia, prawda, pamiec [Katyn. Crime, Truth, Memory]. Swiat Ksiazki. 2010. – 554 s. (In Polish)
- Przewoznik A., 2007, Nieznany Bohater. – Tygodnik Powszechny [Unknown Hero. – Tygodnik Powszechny]. Data publikacii: 22.09.2007. Data obrashcheniya: 16.08.2021. (In Polish). –URL: https://www.tygodnikpowszechny.pl/nieznany-bohater-137724
- Sandoz Y., 2007, Max Huber and the Red Cross. – The European Journal of International Law. 2007. Vol. 18. No. 1. (In English)
- Sladem Zbrodni Katynskiej [In the Footsteps of the Katyn Massacre]. Warsawa. Centralne Archiwum Ministerstwa Spraw Wewnetrznych i Administracji RP. 1998. – 488 s. (In Polish)
- Tucholski J., 1991, Mord w Katyniu. Kozielsk, Ostaszkow, Starobiesk. Lista ofiar Warsawa, 1991 [The Murder in Katyn. Kozielsk, Ostaszkow, Starobielsk. List of Victims Warsaw, 1991]. – 988 s. (In Polish)
- Ustalenie pierwszych nazwisk ofiar [Establishing the First Names of the Victims]. – Gonec Krakowskii. 16 kwietnia 1943 r. (In Polish)
- Zabici w Katyniu. Alfabetyczny spis 4415 jencow z Kozielska zabitych w kwietniu-maju 1940, wedlug zrodel sowieckich, polskich i niemieckich [Killed in Katyn. Alphabetical list of 4,415 Prisoners of War from Kozielsk Killed in April-May 1940, According to Soviet, Polish and German sources] / Sost.: A. Gur'yanov, A. Dzenkevich; Nauchno-informacionnyj i prosvetitel'skij centr «Memorial», Moskva. Osrodek KARTA Warszawa. – [Warszawa], 2013. – 850 s. – (Indeks represjonowanych. T. XXI). (In Polish)
- Zawodny J. K., 2000, Zbrodnia katynska / Katyn. Ksiega Cmentarna Polskiego Cmentarza Wojennego [The Katyn Massacre / Katyn. Cemetery Book of the Polish War Cemetery]. Rada Ochrony Pamieci Walk I Meczenstwa. Warsawa, 2000. – S. XI–LI. (In Polish)
- Zbrodnia Katynska. Materialy dla ucznia. Wydanie III poprawione i uzupełnione [The Katyn massacre. Student materials. 3rd edition, revised and supplemented]. Krakow – Warszawa, Instytut Pamięci Narodowej, 2014. (In Polish)
- Zbrodnia Katynska. Materialy dla ucznia. Teki Edukacyjne IPN [The Katyn massacre. Student materials. Educational portfolios of the Institute of National Remembrance]. Narodowe Centrum Kultury, 2014. (SD) (In Polish)
- Zych T., 2013, Tarnobrzescy katynczycy [Zych T. Tarnobrzeski Katyn people]. Sztafeta, 2013. – 104 s. (In Polish)
Information about the author
Oksana V. Kornilova, Cand. Sci. (History), in 2000–2017 Head of the Science and Exposition Dept of the Katyn Memorial, Smolensk, Russian Federation.
Corresponding author
Oksana V. Kornilova, e-mail: smolkorn@gmail.com
Наука. Общество. Оборона
2311-1763
Online ISSN
Science. Society. Defense