Наука. Общество. Оборона. 2023. Т. 11. № 3. С. 30–30. 

Nauka. Obŝestvo. Oborona. 2023. Vol. 11, no. 3. P. 30–30.

УДК: 94(47).083; 355.486

DOI: 10.24412/2311-1763-2023-3-30-30

Поступила в редакцию: 30.11.2022 г.

Опубликована: 08.06.2023 г.

Submitted: November 30, 2022

Published online: June 8, 2023 

Для цитирования: Комаров Д.Е. Альтернативы военной действительности. Судьба офицеров и нижних чинов XIII армейского корпуса в Восточно-Прусской операции 1914 г. // Наука. Общество. Оборона. 2023. Т. 11, №3(36). С. 30-30. 

https://doi.org/10.24412/2311-1763-2023-3-30-30.

For citation: Komarov D.E. Alternatives to military reality. The fate of officers and lower ranks of the XIII Army Corps in the East Prussian operation of 1914. – Nauka. Obŝestvo. Oborona = Science. Society. Defense. Moscow. 2023;11(3):30-30. (In Russ.). 

https://doi.org/10.24412/2311-1763-2023-3-30-30.

Конфликт интересов:  О конфликте интересов, связанном с этой статьей, не сообщалось.

Conflict of Interest: No conflict of interest related to this article has been reported.

    

© 2023 Автор(ы). Статья в открытом доступе по лицензии Creative Commons (CC BY). https://creativecommons.org/licenses/by/4.0/ 

© 2023 by Author(s). This is an open access article under the Creative Commons Attribution International License (CC BY)

ИСТОРИЯ В ЛИЦАХ

Оригинальная статья

АЛЬТЕРНАТИВЫ ВОЕННОЙ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ. 

СУДЬБА ОФИЦЕРОВ И НИЖНИХ ЧИНОВ XIII АРМЕЙСКОГО КОРПУСА 

В ВОСТОЧНО-ПРУССКОЙ ОПЕРАЦИИ 1914 г.

Комаров Дмитрий Евгеньевич ¹

 ¹ Московский государственный университет технологий и управления 

имени К.Г. Разумовского 

(Первый казачий университет),

г. Вязьма, Российская Федерация,

ORCID: https://orcid.org/0000-0002-8754-075X, e-mail: Buffel1943@mail.ru

Аннотация: 

В статье рассматривается вопрос альтернатив развития судеб российских военнослужащих, проходивших службу в частях и соединениях, разгромленных в ходе Первой мировой войны. В центре внимания офицеры и солдаты XIII армейского корпуса Северо-Западного фронта, погибшего в ходе Восточно-Прусской операции августа 1914 года. В основу заявленной проблемы положены принципы, сформулированные в рамках научного направления – военно-исторической антропологии. На примере XIII армейского корпуса показано, что после разгрома соединение прекращает существовать как единый войсковой организм, но история личного состава продолжается. Корпус, как военный организм, фрагментируется на многие судьбы конкретных военнослужащих. И альтернативы в развитии дальнейшей судьбы солдат и офицеров отнюдь не единичны. Какие-то варианты зависят от волевых действий субъекта, например, гибель при прорыве из окружения или побег из лагеря для военнопленных. Другие продиктованы силой обстоятельств, например, гибель от голода в лагере, занесение в списки на обмен ранеными, репатриация на Родину. На фоне изучения конкретных судеб показано, что отдельные военнослужащие в критических условиях развивающейся действительности способны переломить положение обреченности и силу обстоятельств. Ряд офицеров, проигнорировав приказ командира корпуса генерала Клюева о сдаче в плен, пошли на прорыв и вышли из окружения. Другим примером являются массовые побеги русских военнопленных, число которых исчисляется десятками тысяч. Представленная статья демонстрирует перспективы изучения поднятого вопроса именно с позиций военно-исторической антропологии. Данное обстоятельство усиливается тем, что в рамках военной истории судьба разгромленных частей и соединений, как правило, не изучается. Особое значение данный вопрос имеет при изучении участия России (СССР) в двух мировых войнах, в которых армию постигло немало трагических поражений, а число погибших на фронте частей и соединений исчисляется многими десятками. 

Ключевые слова: Русская Императорская армия, Первая мировая война, военно-историческая антропология, Восточно-Прусская операция августа 1914 г., XIII армейский корпус, Восточная Пруссия, Смоленская губерния, комиссия Пантелеева, сдача в плен, содержание военнопленных, побег из плена, воины-инвалиды, Невский полк, Н.А. Клюев, М.Г. Первушин, Н.К. Удалых, А.М. Игнатьев

ВВЕДЕНИЕ

Особенностью российской цивилизации, в силу объективных причин, является милитаризационный характер ее развития. Военная мощь, вооруженные силы на протяжении столетий являлись гарантом сохранения государственного суверенитета. В российской исторической науке такое направление, как военная история, всегда являлось одним из основных, где были сконцентрированы интеллектуальные и организационные ресурсы российского научного сообщества. Обозначенная в статье проблема в наибольшей степени раскрывается с позиций военно-исторической антропологии – научного направления, получившего свое развитие в последние десятилетия. Одним из основоположников данного направления, профессором Е.С. Сенявской был определен объект изучения военно-исторической антропологии – «человек и общество в экстремальных условиях вооруженных конфликтов» [15, с. 12-13]. В этом исследовательском поле на данный момент работает несколько десятков российских ученых, среди которых следует отметить А.Б. Асташова [1], С.Н. Базанова [2; 3], А.В. Гущина [6], О.С. Нагорную [13] и др.

Непосредственно военная история изучает развитие военной обстановки, реализацию стратегических замыслов, действие войсковых соединений и объединений. В российской военной истории имеются многочисленные факты как блистательных побед, так и горьких поражений. Как правило, с разгромом армии, корпуса, дивизии дальнейшая судьба военнослужащих, составлявших основу этих соединений, из «поля зрения» военной истории уходит. Если в рамках войскового соединения все военнослужащие представляют собой единый организм, то после разгрома личный состав фрагментируется на отдельные судьбы конкретных людей. И, что особенно важно, возникает, как минимум, несколько вариантов развития судьбы конкретного человека. Одни из этих вариантов напрямую зависят от волевых усилий человека, другие обусловлены общими процессами на государственно-политическом уровне.

В представленной статье с позиций военной антропологии, в центре которой является человек (в нашем случае военнослужащий), оказавшийся в критических условиях, предпринята попытка проследить судьбу офицеров и нижних чинов русского XIII армейского корпуса, погибшего в Восточно-Прусской операции августа 1914 года. Судьбы военнослужащих корпуса характерны для всех соединений русской армии, оказавшихся в окружении, и демонстрируют собой возможные варианты развития «воинской судьбы»: пленение или прорыв к своим; нахождение в плену до завершения войны или побег и возвращение в Россию; возможность попасть в список по «обмену инвалидами и ранеными», который осуществлялся противоборствующими сторонами. 

БОЕВАЯ СУДЬБА XIII АРМЕЙСКОГО КОРПУСА В МИРОВОЙ ВОЙНЕ

XIII армейский корпус являлся одним из тридцати семи корпусов, имевшихся в России, накануне Первой мировой войны. Как высшее оперативно-тактическое соединение, корпус, состоявший из двух дивизий, двух артиллерийских бригад и других частей, входил в состав Московского военного округа. Штаб корпуса располагался в Смоленске. 1-я пехотная дивизия была расквартирована в границах Смоленской губернии, а 36-я пехотная – на территории Орловской губернии. В состав 1-й пехотной дивизии корпуса входили прославленные и старейшие в русской армии полки. 1-й пехотный Невский полк, 3-й пехотный Нарвский полк были сформированы в начале XVIII века по приказу Петра I и являлись одними из первых частей русской регулярной армии.

Согласно мобилизационному расписанию, разработанному Генеральным штабом и утвержденному императором в 1910 г., корпус входил в состав 2-й армии. В случае начала войны XIII армейский корпус должен был начать развертывание по штатам военного времени в первый день мобилизации. На 7-й день из мест сосредоточения (Смоленск, Рославль, Вязьма, Карачев, Орел, Брянск) на западную границу в район станции Старосельцы должен быть отправлен первый эшелон. На 19-й день мобилизации планировалось прибытие последнего эшелона и полное сосредоточение корпуса [9, с. 362].

Однако в реальности сроки и планы развертывания русских армий на северо-западном направлении русско-германского фронта в ходе начавшейся мировой войны были серьезно пересмотрены. Идя на встречу просьбам Франции, терпящей серьезные неудачи от наступательных действий германских войск, русское командование серьезно сократило сроки развертывания своих сил и перешло к активным наступательным действиям в Восточной Пруссии. XIII армейский корпус в составе 2-й армии уже на 14-й день мобилизации двинулся из мест сосредоточения к прусской границе.

Формально корпус был практически полностью отмобилизован, некомплект по нижним чинам составлял всего 333 человека. Но ряд других показателей существенно снижал его боеспособность. Во-первых, этот некомплект был представлен в основном унтер-офицерским составом, что имело принципиальное значение, ведь на роту приходилось 60-80 кадровых солдат, а две трети личного состава были призваны из запаса [10, с. 188]. Во-вторых, весьма существенным был некомплект офицерского состава – 185 человек, практически 25% необходимой штатной численности (1, с. 502-503). В-третьих, спешка не позволила провести «адаптацию» прибывшего пополнения, слаживание войск и восстановление воинских навыков. Абсолютно не была налажена связь офицеров со своими обновленными командами. 

XIII армейский корпус принял участие в Восточно-Прусской операции в следующем составе (информация на 4 августа 1914 г.): 8 пехотных полков, 2 артиллерийские бригады, мортирный дивизион, тяжелый артиллерийский дивизион, лазарет, саперный батальон. В корпусе насчитывалось 507 офицеров, 35282 нижних чина (1, с. 502-503). 8 августа корпус пересек границу и принял участие в Наревской операции 2-й армии – втором этапе Восточно-Прусской операции русских войск. 

Боевая жизнь XIII армейского корпуса в Восточно-Прусской операции оказалась недолгой – всего 8 дней (8 августа – переход границы, 16 августа – окружение и пленение). Причем первые дни характеризовались успешным продвижением в центре фронта наступления армии, без серьезного сопротивления войск противника. Именно XIII корпус достиг наиболее глубокого вклинения в германскую оборону, овладев городом Алленштайн. Однако 14 августа противник силами, привлеченными с других участков фронта, нанес удар под основание русского вклинения, заставив корпуса, обеспечивавшие фланги, отступить. XIII, XV и значительная часть XXIII корпусов были отрезаны и блокированы противником. Оказавшись в критической ситуации, находясь в глубине вражеской обороны (почти 100 км), центральные корпуса 2-й армии, включая XIII корпус, начали поспешное отступление. Части, находившиеся в авангарде отходившего корпуса, мужественно расчищали дорогу, сбивая заслоны противника по маршруту следования. Арьергард отбивался от наседавшего неприятеля, прикрывая отход основных сил. Воспоминания участников событий фиксируют кровавые бои, в которых частям корпуса приходилось переходить в штыковые атаки, пробивая себе путь к русской границе. Полки несли значительные потери. Так, к исходу 16 августа 144-й пехотный Каширский полк практически «погиб в полном составе»; из батальонов 1-го пехотного Невского полка в корпусе осталось всего 300-400 человек при 12 офицерах, оставшиеся в строю пехотинцы 2-го пехотного Софийского полка были сведены в 6,5 рот (7, ф. 2019, оп. 1, д. 790, л. 19).

 К вечеру 16 августа 1914 г. XIII армейский корпус и части других русских корпусов, в составе до 30 тыс. человек и 200 орудий, оказались блокированными в Кальтенборгском лесу [14, с. 125].

Ситуация, в которой оказался корпус, безусловно, критическая, но далеко не уникальная. При этих обстоятельствах существовало только три возможных варианта развития событий: прорыв с оружием в руках из окружения, в ходе которого вероятность погибнуть уравновешена возможностью прорваться к своим; организация устойчивой обороны до успешных действий войск, оказавшихся вне кольца окружения по деблокированию окруженной группировки; сдача в плен. Как показывают материалы следственной «Комиссии для расследования условий и причин гибели 2-й армии генерала Самсонова в Восточной Пруссии» (далее – комиссия Пантелеева), учрежденной осенью 1914 г., командование XIII корпуса выбрало третий вариант. Не использовав всех возможностей по организации прорыва или устойчивой обороны, командир XIII армейского корпуса генерал-лейтенант Н.А. Клюев отдал приказ о сдаче в плен. 

Однако не все офицеры выполнили приказ комкора. Отдельные команды самостоятельно пытались пробиться сквозь вражеские заслоны. И некоторым это удалось. Так, с боем вышел к своим отряд штабс-капитана 142-го Звенигородского пехотного полка Семечкина, в составе двух рот и команды разведчиков в количестве 165 человек (1, с. 559). Вообще, в критической ситуации необходимо отметить героизм и готовность к самопожертвованию русского офицерства, причем это касалось не только младших командиров, но и представителей старшего командного состава. Участник событий офицер Генерального штаба при XIII корпусе В. Фукс приводит потери старших начальников XIII корпуса за три последних дня боев. 

«Штаб корпуса – убито два адъютанта. 

1-я дивизия: начальник штаба – убит, старший адъютант генерального штаба – убит, командир бригады – смертельно ранен (умер), командующий артиллерийской бригады – смертельно ранен (умер), командир 1-го полка – три раза ранен, выбыл из строя только после третьей штыковой раны, командир 2-го полка – уцелел, командир 3-го полка – ранен, командир 4-го полка – отрешен, его заместитель – убит.

36-я дивизия: командир бригады – убит, командир 141-го полка – уцелел, командир 142-го полка – ранен, командир 143-го полка – убит, командир 144-го полка – убит» [17, с. 148]. 

Наглядным примером доблести могут служить действия командира 1-го Невского полка полковника М.Г. Первушина. Невский полк действовал в авангарде отходившего корпуса. Командир полка несколько раз лично возглавлял атакующую колонну. Во главе со своим командиром невцы атаковали артиллерийскую батарею 17-го германского корпуса, захватили несколько орудий, но не пробились и были «переколоты» превосходящим противником на захваченной батарее. Сам полковник Первушин в этом бою 16-17 августа 1914 г. между деревнями Валендорф и Канвизин, «несмотря на полученные им раны – пулевые в плечо, вскользь в голову и шрапнелью в руку, – продолжал идти вперед, ободряя атакующих, пока на батарее противника не получил в лопатку штыковую рану, лишившую его возможности двигаться дальше» (2). Полковник в бессознательном состоянии попал в плен. 

Пробиться к своим удалось немногим. Согласно отчету комиссии Пантелеева: «Из всего состава этих 2,5 корпусов удалось прорваться сквозь сомкнутые цепи германской пехоты, поддерживаемой артиллерией и бронированными автомобилями, только 10-ти с небольшим тысячам человек. При этом большая часть этих людей выбралась скрытно поодиночке, и только очень немногие прорвались сквозь кольцо германцев с боем и целыми командами, сохраняя относительный порядок» (1, с. 559). В строю после боев в Восточной Пруссии: в 1-м Невском полку осталось 119 нижних чинов, 2-ом Софийском – 183, 3-м Нарвском – 294, 4-ом Копорском – 147, 143-м Дорогобужском – 517, 142-м Звенигородском – 409, 1-й артиллерийской бригаде – 101 (7, ф. 2019, оп. 1 д. 2, л. 31). Как видим, в полках четырехтысячного состава в строю осталось 5-14% списочной численности. Приблизительно такой же была потеря в офицерах. Ни один из генералов XIII корпуса к своим не пробился. 

Ярким эпизодом в истории погибшего XIII армейского корпуса стал подвиг спасения знамени Невского полка. Знаменосец 1-го пехотного Невского полка подпрапорщик Никифор Удалых в критический момент 16-17 августа 1914 г. перед попыткой прорыва зарыл полковое знамя (7, ф. 400, оп. 12, д. 26759, л. 55). Уже затем, находясь на переформировании, в районе г. Лиды он вместе с прибывшим на пополнение подпоручиком Игнатьевым решили перейти линию фронта, найти знамя и вернуть полковую святыню. Самовольно, переодевшись в крестьянскую одежду, они перешли линию фронта, на территории, занятой противником, нашли знамя полка и вынесли его на свою территорию [16, с. 45]. Подпоручик Александр Михайлович Игнатьев был награжден орденом Святого Георгия IV ст., Георгиевским крестом 1-й степени (за № 1 в этой войне) был награжден и подпрапорщик Никифор Климович Удалых (7, ф. 14, оп. 12, д. 570, л. 181).

АЛЬТЕРНАТИВЫ ВОЕННОЙ СУДЬБЫ ПОСЛЕ РАЗГРОМА СОЕДИНЕНИЯ

Военнослужащие, которым удалось пробиться из кольца окружения, продолжили службу, но абсолютное большинство офицеров и нижних чинов XIII армейского корпуса оказалось в плену. Данный факт вполне объясним. Весьма сложно от частей, которые на 2/3 состоят из призванных три недели до того из запаса нижних чинов, ожидать устойчивости и умения профессионально действовать в критической ситуации. Да к тому же, когда приказ о сдаче в плен отдает корпусной командир, выезжающий на встречу неприятелю, «размахивая белым платочком» (1, с. 579). 

За редким исключением в плену оказалось абсолютное большинство офицеров и нижних чинов корпуса. По данным германской стороны, которая, безусловно, гордилась и в определенной степени завышала масштабы своей победы, в плен «после разгрома 2-й армии Северо-Западного фронта» было взято 125 тыс. офицеров и нижних чинов, убито 40 тыс. [18, с. 100]. Данные российских и советских ученых значительно ниже. Потери двух корпусов (XIII и XV) определяются свыше 6 тыс. убитыми и около 30 тыс. пленными [12, с. 146]. Оказавшись во вражеском плену в августе 1914 г., русским воинам в качестве военнопленных на территории Германии и Австро-Венгрии пришлось находиться четыре года, до 1918 года. Плен, несмотря на обреченность и безысходность пребывания в нем, отнюдь не являлся тупиком. Даже, находясь в плену, судьба русского солдата могла развиваться по различным сценариям. 

Ход Первой мировой показал, что воюющие стороны оказались не готовы к мировой войне, как таковой, так и к содержанию миллионных масс военнопленных. В организации системы содержания у каждой из сторон имелись серьезные упущения, недоработки и даже преступные действия, но все исследователи сходятся в одном: на европейском театре войны положения гуманитарного права (положения Гаагских конвенций) являлись признанной правовой нормой и ориентиром для своих действий. Важным обстоятельством являлся тот факт, что противоборствующие стороны осознавали, что обращение с военнопленными со своей стороны найдет зеркальное отражение со стороны противника. 

Военнослужащие XIII армейского корпуса, оказавшиеся в плену в первый месяц войны, в полной мере ощутили на себе несовершенство германской системы содержания военнопленных на начальном этапе войны. Имеющиеся документы и свидетельства фиксируют многочисленные факты голода и недостаточного снабжения, отсутствие обустроенных мест содержания, зверства со стороны солдат и офицеров противника, отсутствие медицинской помощи. Тысячи русских солдат и офицеров умерли от тифа в зиму 1914-1915 гг. Так, только в одном германском лагере Шнейдемюле, где содержалось 28 тыс. русских солдат, со слов вернувшегося из плена русского врача Абрамовича (младший врач 1-го пехотного Невского полка XIII армейского корпуса), умерло 5 тыс. человек [8, с. 160]. В начале 1915 г. в Германии были выработаны минимальные требования к содержанию военнопленных. Так, дневная норма питания на одного военнопленного была установлена в объеме 2700 ккал в сутки [13, с. 107]. Прошедшая в 1915 г. Стокгольмская конференция регламентировала принципы и условия содержания военнопленных. 

Условия содержания, труда и обеспечения русских военнопленных, организованные по принципу «дать столько, чтобы обеспечить минимальное поддержание жизни», гарантировали изнуряющее, полуголодное, но выживание. И эту покорную долю, руководствуясь обстоятельствами и инстинктом самосохранения, выбрало абсолютное большинство русских солдат и офицеров. Конечно, существовала опасность погибнуть в плену, но такая угроза (голод, эпидемия, обстрелы и пр.) имелась, в том числе и в тыловых районах воюющих держав. Общее число погибших в немецких лагерях русских военнопленных, согласно немецким данным, составило 72586 (из них 294 офицера) – 5,06% всех военнопленных, содержавшихся в военных лагерях. Российские историки увеличивают процент погибших военнопленных до 7,3% [13, с. 115-116].

Но русский военнопленный мог бросить вызов судьбе и переломить ситуацию, по крайней мере, в отношении себя и своих товарищей – устроить побег. Данное решение весьма рискованное, но нравственные силы, побуждавшие к такому поступку, подавляли чувство опасности и побуждали к действию. Как свидетельствуют имеющиеся данные, побеги россиян из австро-германского плена были явлением не единичным, а массовым. Мотивами побегов выступали стремление к освобождению, невыносимость тягот лагерного быта, несовершенство охраны и содержания, тоска по Родине. Зачастую эти и другие мотивы переплетались друг с другом.

Военнопленные XIII армейского корпуса, как первые, оказавшиеся в плену, первые же совершали побеги. Так, переброшенные для фортификационных работ в Восточную Пруссию, ближе к русскому фронту, «бежали к своим»: бомбардир 1-й артиллерийской бригады Князев Арсений Иванович, рядовой 2-го пехотного Софийского полка Радионов Михаил Васильевич, рядовой 13-го саперного батальона Панов Иван Егорович бежали осенью 1915 г. (7, ф. 2031, оп. 1, д. 1020, л. 9, 9 об.). 

Русские военнопленные бежали не только в полосе действия русской армии, они бежали к союзникам. Так, подпрапорщик 4-го пехотного Копорского полка Федор Гаврилович Сидоров бежал к французам в районе города Бриель. Французы наградили героя «Военным крестом» I-й степени и через Англию отправили в Россию (7, ф. 2031, оп. 1, д. 1020, л. 32 об., 33). 8 января 1916 г. бежали из плена через голландскую границу старший унтер-офицер Копорского полка Неволин Михаил, ефрейтор Софийского полка Новиков Денис Константинович, рядовой штаба XIII армейского корпуса Новиков Федор Ипполитович (7, ф. 2031, оп. 1, д. 1020, л. 142). В январе 1916 г. так же через голландскую границу бежали из плена рядовой 13-го мортирного дивизиона Борисов Матвей Сафронович, младший унтер-офицер Звенигородского полка Щербаков Василий Владимирович, младший унтер-офицер Каширского полка Тулупов Роман Петрович (7, ф. 2031, оп. 1, д. 1020, л. 147). 

В архивных документах сохранилась информация о многих десятках солдат, служивших в XIII армейском корпусе, бежавших из плена. Всего, по отдельным данным из германского плена совершили побег 24 русских офицера и 60295 нижних чинов. «Бежало, но было поймано» 418 офицеров и 199530 нижних чина. Из Австрии бежало около 40000 человек» [4, с. 32]. Как видим, более 10% русских военнопленных предприняли попытку освободиться из германского плена, и многим это удалось. 

Обращает на себя внимание незначительное число бежавших офицеров. Офицеры содержались отдельно, в более благоприятных условиях и не привлекались к работам. Офицеры получали денежное содержание за счет германской (австрийской) стороны. В Германии младшие русские офицеры получали 600 руб., старшие – 900 руб., генералы – 1500 руб. в год (по курсу 1 немецкая марка – 44 копейки) [13, с. 103]. И, что немаловажно, они были связаны «офицерской честью» и честным словом. На этом основании значительная часть из них обладала правом на открытые прогулки и «выходом в город».

Бежавшие из плена воины становились народными героями. Их фото и интервью печатались в газетах и листовках, а сам образ отважного героя становился эталоном служения Отечеству и верности присяге. Как правило, они награждались либо Георгиевской медалью, либо Георгиевским крестом. Получали денежное вознаграждение и отпуск на родину. Одновременно, совершившие побег являлись носителями весьма ценной информации о противнике. Каждый из них проходил детальный опрос в разведывательных отделениях русских штабов. 

Безусловно, бежавшие из германо-австрийского плена русские военнослужащие представляли собой прекрасное прикрытие для внедрения в русские войска вражеской агентуры. В связи с чем, все они проходили проверку контрразведывательного отделения. Так, в полосе русского Северного фронта на основании приказа №2069 от 31 января 1916 г. все прибывшие из «германского плена» направлялись в «Псковский этап, откуда по получении разрешительной записки от контрразведывательного отделения должны отправляться на Кавказский фронт» (7, ф. 2031, оп. 1, д. 1020, л. 152). Решение вполне разумное, на Кавказском участке фронта эффективная деятельность внедренных агентов, не выявленных русской контрразведкой, была, как минимум, затруднительной. 

У раненых русских военнопленных был, пускай и незначительный, но шанс оказаться на Родине, впрочем, как был он и у германо-австрийских военнопленных, содержавшихся в России. Начиная с 1915 г., по инициативе Римского папы Бенедикта XV под эгидой Красного Креста проводился обмен больными и инвалидами [13, с. 33]. Русские «пленные-инвалиды» переправлялись группами через нейтральную Швецию к финской границе. Затем, уже из финского Торнео санитарными поездами они доставлялись в лучшие госпитали Петрограда. Первая группа, состоявшая из 5 офицеров (генерал, полковник и три обер-офицера) и 245 нижних чинов, прибыла в Петроград 4-5 августа 1915 года. На 28 октября 1915 г. в Россию из германо-австрийского плена возвратились 24 группы «офицеров и солдат инвалидов» (7, ф. 2031, оп. 1, д. 1020, л. 56). 

Группы были различны по составу, но, как правило, приблизительно одинаковыми по численности – 200-250 человек. Так, группа, прибывшая 8 августа 1915 г., состояла из 243 нижних чинов, офицеров в ней не было (7, ф. 16196, оп. 3, д. 254419, л. 17-20). Группа, прибывшая 2 ноября 1915 г., состояла из 207 нижних чинов и четырех офицеров (7, ф. 16196, оп. 3, д. 254419, л. 126-130 об.). Группу, прибывшую 21 ноября 1915 г., составляли 167 нижних чинов и 2 сестры милосердия (7, ф. 16196, оп. 3, д. 254419, л. 162-165). 

Первоначально в учетных записях прибывших «воинов-инвалидов» фиксировались диагнозы болезней и увечья (затем эта графа из статистики исчезла). Согласно имеющейся информации, наиболее распространёнными диагнозами являлись «туберкулез» и «отсутствие конечности». В РГВИА сохранились списки 19 групп «воинов-инвалидов», вернувшихся их плена на Родину с 8 августа по 18 ноября 1915 года. Согласно этим спискам, из плена в Россию вернулось 7237 «больных и раненых», из которых 7170 нижних чинов (сюда же включены «гражданские военнопленные» и «мирные жители» в количестве 40 человек), 62 офицера и военных чиновника, 5 сестер милосердия (7, ф. 16196, оп. 3, д. 254419, л. 1-174). 

В первых партиях отправляемых «больных и раненых» значительным было присутствие нижних чинов тех частей, которые на август 1914 г. входили в XIII армейский корпус. В первых группах августа-сентября 1915 г. они составляли до 10% общего списка отправляемых домой. Затем этот процент снижается и превращается в единичные упоминания. Всего, с августа по ноябрь 1915 г. «больными и ранеными» из германского плена возвратились в Россию 158 нижних чинов из состава XIII армейского корпуса (7, ф. 16196, оп. 3, д. 254419, л. 1-174). 

В конце 1915 г. – начале 1916 г. в составе групп по обмену «больными и ранеными» в Россию возвратился командир 1-го пехотного Невского полка полковник Михаил Григорьевич Первушин. Его геройские действия и полученные раны при прорыве полка и корпуса из окружения не были забыты на Родине. Первушин был произведен в генерал-майоры. А приказом по армии от 12 октября 1916 г. Николай II наградил уже генерал-майора М.Г. Первушина орденом Святого Георгия IV степени (2). Однако утраченное в результате четырех ранений здоровье не позволило Михаилу Григорьевичу продолжать строевую службу. Он был приписан к Петроградскому военному округу. В феврале 1917 г. находился на излечении в Смоленском госпитале. Затем вернулся в город Рославль, в котором до начала войны дислоцировался его полк, где и умер, по имеющимся сведениям, в 1920-е годы [11, с. 132]. 

Всего же, по данным, озвученным представителем МИД России, на 1 июля 1916 г. из германского плена в Россию возвратилось 27151 «раненых и инвалидов» из числа русских военнопленных (в свою очередь, германских военнопленных было отправлено на родину 18356) [8, с. 96]. 

В годы войны была разработана еще одна форма спасения военнопленных, утративших здоровье вследствие болезней и ранений – интернирование на территорию нейтральных стран. Однако, в отличие от союзных государств и стран противников, в России этот механизм не получил развитие. Всего, до 1 июня 1917 г. на территорию Дании и Норвегии было интернировано 1500 русских [8, с. 99]. 

Как видим, число возвращенных домой и совершивших удачный побег из плена представляется ничтожно малым в сравнении с практически четырехмиллионной армией русских военнопленных. Их возвращение домой начнется уже после выхода России из мировой войны и растянется на несколько лет. Солдатам и офицерам предстояло пережить тяжелое потрясение после возвращения в абсолютно новую российскую действительность.

Вот, как описывает в своих воспоминаниях встречу поезда с русскими военнопленными в Барановичах зимой-весной 1918 г. мемуарист Н.В. Волков-Муромцев, находившийся в составе американской гуманитарной миссии. «Офицеры и солдаты все были в старых формах с погонами, у некоторых были кресты и медали. Они были веселые, чистые и откормленные». Разговор с прибывшими военнопленными показал, что они имеют крайне скудные представления о том, какие изменения произошли в России. Слова «большевик», «коммунист», «чекист» были для них в новинку. К совету снять ордена, погоны и меньше говорить они отнеслись с недоверием, так же, как и к информации о том, что в России голод. Затем к прибывшим «подошли пять чекистов. Один из них обратился к пленным:

— Эй вы, шваль, чтобы разделись, снимай погоны, не на царский парад приехали!

Кто-то позади громко сказал:

— Вот-те, бабушка, и Юрьев день, у немцев просидели, вернулись, а нас мордой об стол!» [5, с. 140-141].

Проследить судьбу непосредственно военнослужащих XIII армейского корпуса образца августа 1914 года в многомиллионной массе военнопленных, возвращавшихся на Родину в 1918-1921 гг., весьма затруднительно. Однако в нашем распоряжении имеются некоторые документы, позволяющие актуализировать этот вопрос на примере Смоленской губернии, где части XIII армейского корпуса дислоцировались до начала войны. Так, известно, что с начала репатриации пленных до 1 января 1919 г. в Смоленскую губернию возвратилось 13706 человек. В январе 1919 г. возвратилось еще 4714 военнопленных. Этот период стал самым массовым, затем число репатриированных военнопленных в губернию стало сокращаться. В марте 1919 г. в Смоленскую губернию возвратились из плена 965 человек (3, ф. 3333, оп. 4, д. 638, л. 22-33). Таким образом, за отмеченный период в Смоленскую губернию было репатриировано 19385 бывших военнопленных смолян. Эти данные можно сравнить с общим числом призванных жителей Смоленской области, указанным во Всероссийской сельскохозяйственной переписи 1917 г., где указано, что «взято в войска» 187806 человек (6, с. 114). Таким образом, число военнопленных, возвратившихся в губернию в 1918 году, январе, марте 1919 г., составило 10,6% от общего числа смолян, мобилизованных в «войска» за годы войны. 

Инкорпорирование четырехмиллионной массы русских военнопленных в новую российскую действительность происходило на фоне тектонических сдвигов всей внутриполитической жизни страны. Вернувшиеся из плена вместе с другими социальными группами были вовлечены в круговорот политических событий, происходивших в России, без какой-либо обособленности. 

Стремление военнопленных каким-то образом узаконить свой статус не находило поддержки в революционной России. Так, в ответе Московского совета солдатских депутатов «Союзу офицеров и солдат, вернувшихся и бежавших из плена» от 12 июня 1917 г. № 2996 конкретно отмечалось: «…Совет стоит на страже интересов всех солдат, как бежавших из плена, так и не бежавших из плена, а так как всякие отдельные солдатские организации лишь дробят революционную демократию, признает, что все такие союзы не должны существовать» (3, ф. 3333, оп. 2, д. 16, л. 213). Стремление бывших военнопленных, а также инвалидов и участников Первой мировой заявить о своих «особых правах и статусе» не нашли поддержки и в советской России. Так, в Декрете Совета Народных Комиссаров «Об аннулировании претензий к государству в связи с империалистской войной 1914-1918 гг.» от 28 июля 1919 г. отмечалось: «Рабочие, беднейшие крестьяне, военнопленные и их семейства, лишившиеся в связи с империалистской войной 1914-1918 гг. средств к существованию и не имеющие ни заработка, ни других источников существования, обеспечиваются на общих основаниях в порядке социального обеспечения» (8, с. 553). Вообще, следует признать, что такой социальной группы (категории), как «ветеран Первой мировой» ни в юридическом плане, ни на гражданско-бытовом уровне сформировано не было.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ 

С возвращением на Родину Первая мировая война для солдат и офицеров XIII армейского корпуса завершилась. Вернувшись в Россию, бывшие военнопленные оказались перед выбором или отсутствием выбора в бушевавшей в стране гражданской войне. Для нижних чинов участие в ней, в первую очередь, определялось тем, какая сила – «красные» или «белые» контролировала ту или иную территорию, где проводились мобилизационные мероприятия. У определенной части офицерства зачастую был выбор. Так, например, командир XIII армейского корпуса генерал-лейтенант Клюев Николай Алексеевич находился в германском плену до начала 1919 года. Затем возвратился в Россию и принял участие в гражданской войне на стороне белых. До начала 1920 г. являлся генерал-квартирмейстером штаба Северной армии генерала Е.К. Миллера. Умер в эмиграции в 1921 году. После возвращения из плена в составе Вооруженных сил юга России в гражданской войне участвовал начальник штаба XIII армейского корпуса, генерал-майор Пестич Евгений Филимонович. Погиб в сентябре 1919 г. в уличных боях в Киеве [7, с. 206-212; 277-283].

А возвратившийся из плена в сентябре 1919 г. поручик 1-го Невского полка Шестаков Сергей Иванович был призван в Красную Армию. Участвовал в гражданской, Советско-финляндской и Великой Отечественной войнах. Дослужился до звания генерал-майора, был уволен в отставку в 1959 году (4). Так же с мая 1919 года службу в Красной Армии начал поручик 1-й артиллерийской бригады Москвин Александр Николаевич. На 1944 г. –  подполковник, участник Великой Отечественной войны (5). 

Проведенное исследование на примере только одного корпуса поднимает проблему изучения судьбы военнослужащих разгромленных частей и соединений, возможных вариантов развития военной судьбы солдат и офицеров. Для нашей страны, которая, как в Первой мировой войне, так и в Великой Отечественной понесла огромные потери, этот вопрос имеет принципиальное значение.

Примечания

1. Восточно-Прусская операция: сборник документов мировой империалистической войны на русском фронте (1914-1917 гг.). М.: Издание Генерального штаба Красной Армии, 1939. 612 с.
2. Высочайший приказ от 12.10.1916. Портал «Памяти героев Великой войны 1914–1918 годов». URL: https://qps.ru/kJVCc (Дата обращения 24.01.2021).
3. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ).
4. Портал «Память народа». URL: https://pamyat-naroda.su/guk/1066079993 (дата обращения: 10.09.2022).
5. Портал «Память народа». URL: https://pamyat-naroda.su/person/officers/9390882 (дата обращения: 10.09.2022).
6. Поуездные итоги Всероссийской сельскохозяйственной и поземельной переписи 1917 года. По 57 губерниям и областям. Москва, 1923. 218 с.
7. Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА).
8. Собрание узаконений и распоряжений правительства за 1919 г. Управление делами Совнаркома СССР. М., 1943. 886 с.

Список литературы

1. Асташов А.Б. Русский фронт в 1914 — начале 1917 года: военный опыт и современность М.: Новый хронограф, 2014. 740 с
2. Базанов С.Н. Демобилизация русской армии в ноябре 1917 г. — апреле 1918 г. и ее государственно-политические последствия // Наука. Общество. Оборона. 2015. № 1. DOI: 10.24411/2311-1763-2015-10038.
3. Базанов С.Н. Некоторые вопросы изучения женского патриотического движения в России в годы Первой мировой войны // Итоги и последствия Первой мировой войны: взгляд через столетие. Сборник статей Всероссийской научно-теоретической конференции. Воронеж, 2018. С. 287-291.
4. Будберг А.П. Вооруженные силы Российской Империи в исполнении общесоюзных задач и обязанностей во время войны 1914—1917 гг. Париж, 1939. 52 с.
5. Волков-Муромцев Н.В. Юность от Вязьмы до Феодосии (1902—1920). Paris, 1983. 426 с.
6. Гущин А.В. Русская армия в войне 1904—1905 гг.: историко-антропологическое исследование влияния взаимоотношений военнослужащих на ход боевых действий. СПб.: Реноме, 2014. 256 с.
7. Гущин Ф.А., Жебровский С.С. Пленные генералы Российской императорской армии 1914—1917. М.: Русский путь, 2010. 384 с.
8. Жданов Н.М. Русские военнопленные в мировой войне в 1914—1918 гг. Ч. 1, 2 и 3. М.: Военная типография Всероглавштаба, 1920. 376 с.
9. Зайончковский А.М. Подготовка России к империалистической войне. Очерки военной подготовки и первоначальных планов. По архивным документам. М.: ГИЗ, 1926. 446 с.
10. Керсновский А.А. История русской армии: В 4 томах. Т. 3. М.: Голос, 1994. 352 с.
11. Комаров Д.Е. Великая война на фоне уездного города. Очерки истории города Вязьмы 1914—1918 гг. Смоленск: Свиток, 2021. 288 с.
12. Мировые войны XX века: В 4 кн. Кн.1: Первая мировая война: Исторический очерк. М.: Наука, 2002. 686 с.
13. Нагорная O.C. «Другой военный опыт»: российские военнопленные Первой мировой войны в Германии (1914—1922). М.: Новый хронограф. 2010. 440 с.
14. Ростунов И.И. Русский фронт первой мировой войны. М.: Наука, 1976. 387 с.
15. Сенявская Е.С. Военно-историческая антропология как новая отрасль исторической науки // Военно-историческая антропология. М.: РОССПЭН, 2002. С. 5-22.
16. Смирнов А. «Засыхало без корней полковое знамя...»: поразительная история спасения двух воинских знамен и чести Кексгольмского и Невского полков // Родина. 2018. № 10. С. 45-51. 
17. Фукс В. Краткий очерк операции Наревской армии генерала Самсонова в Восточной Пруссии в августе 1914 г. // Военный сборник. Общество ревнителей военных знаний. Кн. 4. Белград, 1923. С. 120-153.
18. Цихович Я.К. Операция 2-й армии в В. Пруссии в августе 1914 г. // Военно-исторический сборник. Труды комиссии по исследованию и использованию опыта войны 1914—1918 гг. Выпуск 3. М., 1919. С. 96-172.

Информация об авторе

Комаров Дмитрий Евгеньевич, доктор исторических наук, профессор Смоленского казачьего института промышленных технологий и бизнеса (филиал) Московского государственного университета технологий и управления им. К.Г. Разумовского (Первый казачий университет), г. Вязьма, Российская Федерация. 

Автор-корреспондент

Комаров Дмитрий Евгеньевич, e-mail: Buffel1943@mail.ru

HISTORY IN THE FACES

Original Paper

Alternatives to military reality. 

The fate of officers and lower ranks of the XIII Army Corps in the East Prussian operation of 1914

Dmitriy E. Komarov ¹

¹ Moscow State University of Technologies and Management 

named after K.G. Razumovskij, 

Vyazma, Russian Federation,

ORCID: https://orcid.org/0000-0002-8754-075X, e-mail: Buffel1943@mail.ru

Abstract: 

The presented article discusses the issue of alternatives for the development of the fate of Russian servicemen who served in units and formations defeated during the First World War. The focus is on the officers and soldiers of the XIII Army Corps of the North-Western Front, who died during the East Prussian operation in August 1914. The stated problem is based on the principles formulated within the framework of the scientific direction - military historical anthropology. Using the XIII Army Corps as an example, it is shown that after the defeat, the formation ceases to exist as a single military organism, but the history of the personnel continues. The history of the corps is fragmented into many fates of specific servicemen. And the alternatives in the development of the further fate of soldiers and officers are by no means isolated. Some options depend on the volitional actions of the subject, for example, death during a breakout from the encirclement or escape from a prisoner of war camp. Others are dictated by the force of circumstances, for example, death from starvation in the camp, inclusion in the lists for the exchange of the wounded, repatriation to their homeland. Against the background of the study of specific destinies, it is shown that individual servicemen in the critical conditions of a developing reality are able to reverse the situation of doom and the force of circumstances. A number of officers, ignoring the order of the corps commander, General Klyuev, to surrender, made a breakthrough and left the encirclement. Another example is the mass escapes of Russian prisoners of war, numbering in the tens of thousands. The presented article demonstrates the prospects for studying the issue raised precisely from the standpoint of military historical anthropology. This circumstance is reinforced by the fact that within the framework of military history the fate of defeated units and formations, as a rule, is not studied. This issue is of particular importance when studying the participation of Russia (USSR) in two world wars, in which the army suffered a considerable number of tragic defeats, and the number of units and formations killed at the front is many dozens.

Keywords: Russian Imperial Army, World War I, military-historical anthropology, East Prussian operation in August 1914, XIII Army Corps, East Prussia, Smolensk province, Panteleev commission, surrender, keeping prisoners of war, escape from captivity, disabled soldiers, Nevsky Regiment, N.A. Klyuev, M.G. Pervushin, N.K. Udalykh, A.M. Ignatiev

References

Information about the author 

Dmitriy E. Komarov, Dr. Sci. (History), Assoc. Prof., K.G. Razumovski Moscow State University of Technologies and Management (Vyazma branch), Assistant Professor, Vyazma, Russian Federation. 

Corresponding author

Dmitriy E. Komarov, e-mail: Buffel1943@mail.ru   

Nauka. Obŝestvo. Oborona. 2023. Vol. 11, no. 3. P. 30–30.