Наука. Общество. Оборона. 2023. Т. 11. № 4. С. 39–39. 

Nauka. Obŝestvo. Oborona. 2023. Vol. 11, no. 4. P. 39–39.

УДК: 94(430) «1941/1945»:314.743(=512.145)

DOI: 10.24412/2311-1763-2023-4-39-39

Поступила в редакцию: 17.11.2023 г.

Опубликована: 20.11.2023 г.

Submitted: November 17, 2023

Published online: November 20, 2023 

Для цитирования: Романько О.В. Крымско-татарская эмиграция и её роль в «Восточной политике» нацистской Германии (1941–1945 гг.) // Наука. Общество. Оборона. 2023. Т. 11, №4(37). С. 39-39. 

https://doi.org/10.24412/2311-1763-2023-4-39-39.

For citation: Romanko O.V. Crimean Tatar emigration and its role in the «Eastern policy» of Nazi Germany (1941–1945). – Nauka. Obŝestvo. Oborona = Science. Society. Defense. Moscow. 2023;11(4):39-39. (In Russ.). 

https://doi.org/10.24412/2311-1763-2023-4-39-39.

Благодарности: Исследование выполнено за счет гранта Российского научного фонда №23-28-00812, https://rscf.ru/project/23-28-00812/

Acknowledgements: The research was carried out at the expense of the grant of the Russian Science Foundation №23-28-00812, https://rscf.ru/project/23-28-00812/

Конфликт интересов:  О конфликте интересов, связанном с этой статьей, не сообщалось.

Conflict of Interest: No conflict of interest related to this article has been reported.

    

© 2023 Автор(ы). Статья в открытом доступе по лицензии Creative Commons (CC BY). https://creativecommons.org/licenses/by/4.0/ 

© 2023 by Author(s). This is an open access article under the Creative Commons Attribution International License (CC BY)

ФАШИЗМ, НАЦИЗМ, ГЕНОЦИД: 

ИСТОРИЯ И СОВРЕМЕННОСТЬ

Оригинальная статья

КРЫМСКО-ТАТАРСКАЯ ЭМИГРАЦИЯ 

И ЕЁ РОЛЬ В «ВОСТОЧНОЙ ПОЛИТИКЕ» НАЦИСТСКОЙ ГЕРМАНИИ (1941–1945 гг.)

Романько Олег Валентинович ¹

 ¹ Крымский федеральный университет имени В.И. Вернадского,

г. Симферополь, Российская Федерация,

ORCID: https://orcid.org/0000-0001-9898-8560, e-mail: romanko1976@mail.ru 

Аннотация: 

В публикации рассматривается проблема деятельности крымско-татарской эмиграции в период Второй мировой войны, а также ее роль в нацистской «восточной политике». Показано, что эта тема практически не нашла своего отражения в отечественной и зарубежной историографии. В связи с чем, целью данной публикации является воссоздание комплексной картины деятельности крымско-татарской эмиграции в указанный период и ее сотрудничества с военно-политическим руководством нацистской Германии. Статья подготовлена на основе широкого круга источников, как из отечественных, так и из зарубежных архивов. В том числе при написании текста были использованы ранее засекреченные документы из архивов советских спецслужб. Методологической базой исследования послужили принципы историзма, объективности и причинности, а также основные общенаучные и конкретно-исторические методы. В основной части статьи проанализированы главные направления деятельности крымско-татарской эмиграции за период с 1941 по 1945 год. Показано, что главной целью этой деятельности было создание моноэтнического крымско-татарского государства под протекторатом нацистской Германии. В результате проведенного исследования обоснован вывод, что несовпадение целей «восточной политики» оккупантов, которая носила по отношению к захваченным советским территориям откровенно колониальный характер, и задач крымско-татарской эмиграции приводило к перманентным конфликтам между ними. В итоге, все попытки политической активности эмигрантов-националистов и крымско-татарских коллаборационистов закончились провалом. А их основная роль свелась к поддержке нацистского оккупационного режима и его репрессивной политики на территории Крыма.

Ключевые слова: крымско-татарская эмиграция, нацистская оккупация, коллаборационизм, мусульманские комитеты, Муфтият, мемориальный конфликт, Э. Кырымал, А. Озенбашлы

ВВЕДЕНИЕ

Нападение Германии на СССР вызвало значительное оживление в кругах антисоветской эмиграции. Многие из ее представителей искренне полагали, что, разгромив Красную армию и уничтожив советский строй, нацисты поделятся с ними властью. Несмотря на свою относительную малочисленность, крымско-татарская эмиграция также не осталось в стороне от этих процессов. Ее лидеры попытались создать свои политические организации, которые планировались как инструмент в борьбе за влияние на немецкую «восточную политику». Их история имеет много схожего с историей аналогичных организаций других национальных групп антисоветской эмиграции. Тем не менее, именно сотрудничество крымско-татарских националистов с военно-политическим руководством нацистской Германии как в капле воды отразило все противоречия его «восточной политики», в частности, по отношению к такому явлению, как коллаборационизм. Также, нельзя обойти вниманием и тот факт, что это сотрудничество интересно с точки зрения использования нацистами исламского фактора в своей оккупационной политике на территории СССР. Наконец, попытки некоторой части крымско-татарской эмиграции изображать из себя в период Второй мировой войны так называемую третью силу, сделали после 1991 г. ее историю частью мемориального конфликта, который происходит на территории Крыма вокруг событий нацистской оккупации и партизанско-подпольного движения.

Следует сказать, что история взаимоотношений крымско-татарской эмиграции и нацистского военно-политического руководства еще не становилась предметом комплексного исследования. В отечественной историографии основное внимание было и остается сосредоточенным вокруг коллаборационистов из числа местного населения, которые участвовали в поддержании нацистского «нового порядка» на территории Крыма. Гораздо больше информации содержится в работах зарубежных авторов, прежде всего, американских и немецких. С содержательной точки зрения она, как правило, касается самых общих моментов истории крымско-татарской эмиграции, фрагментарных биографических сведений о некоторых ее деятелях и некоторых фактов, связанных с сотрудничеством эмигрантов-националистов и коллаборационистов на полуострове. В концептуальном смысле значительная часть зарубежных авторов рассматривает деятельность крымско-татарских эмигрантов как некий вариант развития национального движения в условиях Второй мировой войны. Подчеркивая вынужденный характер их сотрудничества с нацистами, эти авторы всячески приуменьшают роль эмигрантов-националистов, например, в оккупационной политике на территории Крыма, а также указывают, что основной целью деятельности эмигрантских организаций была забота о крымско-татарском населении, которое оказалось «между двумя тоталитарными режимами». Нельзя не признать, что такой подход граничит, фактически, с оправданием коллаборационизма, а попытки внести эти тезисы в отечественную историографию и публичную сферу ведут к проблемам в межнациональных отношениях и к войнам памяти [6; 9; 10; 11; 12].

Таким образом, роль крымско-татарских националистических организаций в нацистской «восточной политике» нуждается в серьезном комплексном анализе, поскольку только некоторые аспекты их деятельности становились предметом исследований, не имеющих, к тому же, системного характера. Восполнить этот пробел – цель данной публикации. В силу того, что, с одной стороны, деятельность крымско-татарской эмиграции в годы Второй мировой войны имела некоторые схожие черты с деятельностью антисоветских националистических организаций представителей иных национальностей, а с другой – присущие только ей особенности, в исследовании поставлено несколько задач. А именно: (а) каков был потенциал крымско-татарской эмиграции накануне и на начальном этапе войны нацистской Германии против СССР; (б) что собой представляли основные направления ее деятельности; (в) как складывались отношения эмигрантов-националистов и крымско-татарских коллаборационистов на территории Крыма; (г) какой была реакция различных ветвей военно-политического руководства нацистской Германии и оккупационной администрации на эту деятельность; (д) наконец, в чем заключалась роль крымско-татарской эмиграции в исламской политике нацистской Германии.

Источниковая база данной публикации состоит, главным образом, из документов, находящихся в отечественных и зарубежных архивах. Прежде всего, это польский Архив новой истории, в котором содержится много интересной информации о предвоенной деятельности крымско-татарской эмиграции и ее сотрудничестве со спецслужбами Второй Речи Посполитой (6). По материалам Государственного архива Республики Крым воссозданы сюжеты взаимоотношений между эмигрантами-националистами и крымско-татарскими коллаборационистами на полуострове, а также показана реакция советского партизанско-подпольного движения на этот процесс (4; 5). Документы немецкого Федерального архива ФРГ позволили проанализировать контакты нацистского военно-политического руководства и крымско-татарских эмигрантов, как на территории Германии, так и на территории Крыма, и дали возможность выяснить основные проблемные моменты в этих контактах (7–15). Наконец, недавно рассекреченные материалы Архива Управления ФСБ по Республике Крым и г. Севастополю помогают пролить свет на аспекты, связанные с идейным влиянием эмигрантов-националистов на крымско-татарских коллаборационистов, показывая полную, в этом смысле, зависимость последних от первых. Кроме того, документы советских спецслужб раскрывают роль крымско-татарских эмигрантов в нацистской репрессивной политике на территории Крыма (1–3).

Методологической основой исследования послужили принципы историзма, объективности и причинности. Также в ходе работы над статьей применялись основные общенаучные и конкретно-исторические методы. Например, с помощью системного подхода удалось определить роль и место крымско-татарских националистических организаций в нацистской оккупационной, этнонациональной и религиозной политике. Общая картина развития крымско-татарской эмиграции в 1941–1945 гг. была восстановлена посредством историко-описательного метода. Наличие особенностей в деятельности эмигрантов-националистов за пределами Крыма и на его территории, во взаимоотношениях с разными ветвями нацистской оккупационной администрации и коллаборационистами других национальностей проанализированы при помощи историко-сравнительного метода. Наконец, личные данные лидеров крымско-татарской эмиграции, которые играли ведущую роль в этих процессах, установлены на основе историко-биографического метода.

КРЫМСКО-ТАТАРСКАЯ ЭМИГРАЦИЯ И НАЦИСТСКАЯ «ВОСТОЧНАЯ ПОЛИТИКА»: РАССТАНОВКА СИЛ

После окончания Гражданской войны на территории бывшей Российской империи некоторая часть крымско-татарских националистов была вынуждена отправиться в эмиграцию. Там они осели в Польше, Румынии и Турции, где продолжили заниматься политической деятельностью. Надо сказать, что даже по сравнению с другими национальными группами эмигрантов, деятельность эта была довольно вялой и без серьезных акций. Единственным проектом, в котором участвовали крымско-татарские эмигранты, являлась организация «Прометей» (конец 1920-х – 1930-е гг.). Это детище польских спецслужб объединяло в своих рядах представителей эмиграции нерусских народов, где они занимались антисоветской и антирусской пропагандой, а также разрабатывали планы по «освобождению своих государств» от власти «советского империализма». Впоследствии, по замыслам польских лидеров, эти новые государства должны были объединиться в военный и экономический союз в рамках польской концепции «Междуморье». То есть, стать колониями Второй Речи Посполитой и своеобразным буфером между ней и Советской Россией (6) [5, с. 90–96].  

Из-за такой «незаметности» крымско-татарская эмиграция и ее лидеры остались вне поля зрения нацистов. Ни до, ни после прихода к власти последних их связи не прослеживаются. Не сотрудничали крымско-татарские активисты и с немецкой военной разведкой – абвером. Более того, один из влиятельнейших националистов и участник нескольких крымских антисоветских правительств Д. Сейдамет был настроен даже явно антинацистски. И с началом Второй мировой войны его мнение только укрепилось. Даже проживая в Турции, Сейдамет сохранял симпатии к польскому эмигрантскому правительству в Лондоне, с которым поддерживал тесные связи еще со времен упоминавшегося выше «Прометея». Нападение Германии на Советский Союз вызвало у Сейдамета двойственное чувство. С одной стороны, он продолжал оставаться на своих антинацистских позициях, с другой стороны – вся пронемецкая активность, которой вскоре стала заниматься крымско-татарская эмиграция, проходила явно с его одобрения [12, s. 119].      

В ноябре 1941 г. пронемецки настроенный турецкий генерал Х. Эркилет обратился с письмом к послу нацистской Германии в Турции Ф. фон Папену, в котором попросил дать въездную визу двум крымско-татарским эмигрантам – проживавшим, соответственно, в Турции и Румынии Э. Кырымалу (бывшему члену «Прометея») и М. Улькюсалю. В декабре они прибыли в Берлин, где провели несколько встреч с официальными представителями Министерства по делам оккупированных восточных областей (далее – «Восточное министерство»), которое отвечало за гражданское управление на занятых советских территориях. В ходе этих встреч обсуждался целый ряд вопрос, главный из которых – будущий послевоенный статус Крыма и создание на его территории независимого крымско-татарского государства. Кырымал и Улькюсаль просили немецких чиновников дать четкий ответ, что такой вариант, в принципе, возможен, но те не сказали крымско-татарским эмигрантам ничего конкретного. Кроме этого, они попытались получить разрешение на посещение лагерей военнопленных на территории южной Украины и в Крыму, где могли содержаться крымские татары. В этом немцы отказали сразу, сославшись на карантин. Правда, позднее, и с разрешения министра по делам оккупированных восточных областей А. Розенберга, им удалось побывать в Польше, Литве и Белоруссии, где также проживало мусульманское население. Еще одним результатом поездки в Берлин стало то, что этим эмигрантам, пусть и неофициально, удалось заложить основы будущего представительства крымских татар в Германии [12, s. 123–124].

Следует отметить, что такие скромные результаты первых контактов между крымско-татарскими эмигрантами и нацистским руководством не были чем-то неожиданным. В силу многих обстоятельств лидеры крымско-татарских националистов изначально считали, что добиться независимости Крыма можно только в союзе с Германией. Тем не менее, на пути к этой цели их главным врагом был не столько Советский Союз. Немецкое противодействие крымско-татарским эмигрантам, иногда намеренно, иногда нет, было также значительным. Целый ряд инстанций нацистской Германии претендовал на монополию в «восточной политике», потому ее руководство так и не выработало четкого плана относительно послевоенного статуса Крыма. В целом, существовало несколько проектов, которые предусматривали или присоединение полуострова к «вассальной Украине», или превращение его в часть «Великой Германии», но со специальным статусом «немецкого Гибралтара». В последнем случае Крым планировалось полностью очистить от местного населения и заселить этническими немцами из так называемой Транснистрии (румынская оккупационная зона на территории СССР), Тироля и Палестины. Эти планы утверждались и снова менялись на протяжении всего периода оккупации полуострова, но так и не воплотились в жизнь. Но даже в незаконченном состоянии они оказали огромное влияние на деятельность крымско-татарской эмиграции в годы Второй мировой войны [3, с. 67–74].

Кроме того, эта деятельность очень сильно зависела от тех оккупационных реалий, которые сложились на территории Крыма в 1941–1942 годах. Общеизвестно, что нацистская оккупация советских территорий имела, в целом, колониальный характер. Отсюда вытекает и модель оккупационной администрации, которая устанавливалась в тех или иных регионах. На полуострове нацисты первоначально собирались создать гражданскую администрацию – так называемый Генеральный округ «Крым» (Generalbezirk Krim) во главе с генеральным комиссаром А. Фрауэнфельдом. Но из-за военно-политической обстановки здесь, в конце концов, установилась военная власть в лице Командующего войсками Вермахта в Крыму (Befehlshaber Krim). Этот военный чиновник являлся полным распорядителем всех дел на полуострове, управлял им через сеть военных комендатур, и опирался на разветвленный военно-полицейский аппарат, который расправлялся со всеми недовольными. В Крыму без его разрешения ничего не происходило, даже, если это хотели сделать другие структуры нацистской Германии. Местные элементы, конечно, также участвовали в оккупационной администрации, особенно на низовом уровне. Однако это, так называемое местное самоуправление (старосты и бургомистры) являлось полностью коллаборационистским и тотально зависело от нацистов (14).

Основными организациями, через которые оккупанты влияли на различные этнические группы многонационального Крыма, стали национальные комитеты. Большинство из них появилось зимой 1941 и в 1942 году. Комитеты создавались одновременно с органами «местного самоуправления», но не являлись параллельной им властью (хотя многие националисты и претендовали на это). Это были представительные органы, основной задачей которых являлось отстаивание интересов данной этнической группы (или влияние на членов этой группы в нужном оккупантам направлении): культурные, религиозные, экономические, но не политические интересы. Помимо этого, через национальные комитеты шло привлечение соплеменников в коллаборационистские формирования в рамках вермахта и полиции. За весь период оккупации в них удалось привлечь около 50 тыс. человек разных национальностей. При этом, нерусских там было примерно 60%, и служили они, главным образом, в этнически однородных частях [1, с. 567–568, 609–612].

КОНТАКТЫ КРЫМСКО-ТАТАРСКОЙ ЭМИГРАЦИИ С МУСУЛЬМАНСКИМИ КОМИТЕТАМИ НА ТЕРРИТОРИИ КРЫМА. 

СОЗДАНИЕ КРЫМСКО-ТАТАРСКОГО НАЦИОНАЛЬНОГО ЦЕНТРА

В декабре 1941 г. на территории оккупированного Крыма начался процесс создания мусульманских комитетов. При их создании было заявлено, что руководство и члены этих комитетов будут отстаивать интересы крымских татар перед лицом «нового порядка», помогать неимущим и возрождать мусульманскую духовность (1). Однако на деле эти организации стали главными помощниками оккупантов в борьбе с партизанами. Через них шла вербовка добровольцев в крымско-татарские коллаборационистские формирования и психологическая обработка населения. Мусульманские комитеты были созданы во всех крупных городах и районах Крыма. Интересно, что нацисты запретили создавать центральный комитет, который бы являлся руководящей инстанцией для всех остальных, но столичный, симферопольский комитет во главе с Д. Абдурешидовым выполнял такие функции негласно. Вся деятельность этих организаций протекала под полным контролем шефа крымской полиции безопасности и СД, который настоятельно рекомендовал их руководителям заниматься только хозяйственными и гуманитарными вопросами и всячески избегать политики (10). Однако на практике это не всегда соблюдалось, что приводило к конфликтам между крымско-татарскими коллаборационистами и оккупантами. Явно был нужен посредник, на роль которого стали претендовать эмигранты-националисты из Берлина.

Однако быстро попасть в Крым Кырымалу не удалось, так как практически весь 1942 г. пришлось посвятить организационным вопросам и укреплению позиций крымско-татарского представительства. За это время произошли существенные изменения. Улькюсаль покинул своего начальника и вернулся в Румынию. Поэтому Кырымалу срочно пришлось искать себе нового заместителя. Весной 1942 г. им стал еще один эмигрант – А. Сойсал. Помимо этого, берлинское представительство выросло количественно: теперь в его составе было уже двенадцать человек. Стали более ясными и ближайшие задачи, которые они ставили перед собой. Во-первых, Кырымал собирался добиваться облегчения участи крымско-татарских военнопленных и «восточных рабочих», вывезенных в Германию. Во-вторых, берлинское представительство вынашивало проекты по изменению демографической ситуации в Крыму. Чтобы увеличить процент крымско-татарского населения, Кырымал планировал осуществить перемещение на полуостров мусульманского населения из Литвы, Белоруссии и Румынии. Наконец, в-третьих, следовало наладить связь с активом мусульманских комитетов.

Несмотря на полную лояльность эмигрантов, нацисты почти год запрещали Кырымалу посещать Крым. Во многом, это было связано с позицией А. Фрауэнфельда, который, как говорилось выше, после окончания боев за полуостров должен был стать главой местной гражданской администрации – генеральным комиссаром. Его очень беспокоили политические амбиции эмигрантов, а также их переселенческие планы, поскольку Фрауэнфельд был одним из главнейших сторонников будущей германизации Крыма. Тем не менее, в июле 1942 г. он был вынужден сообщить Кырымалу, что признает его «штаб, как полномочное представительство крымских татар», но не более чем в сфере экономических и гуманитарных вопросов. Следует сказать, что на согласие Фрауэнфельда повлияла позиция профессора Г. фон Менде, который в «Восточном министерстве занимался тюркскими и кавказскими народами, и, как и его шеф Розенберг, считался большим другом всех, кого «угнетал русский империализм» [12, s. 123–124]. 

В ноябре 1942 г. Кырымал получил, наконец, разрешение приехать в Крым. Целью его визита была встреча с представителями мусульманских комитетов (3). Поэтому, уже 16 декабря, после согласования этого вопроса с местным шефом полиции безопасности и СД, берлинская делегация провела совместное заседание с членами симферопольского мусульманского комитета. Кырымал и его коллега А.-Х. Балич информировали сотрудников комитета о работе своего представительства и сообщили о полученном разрешении на переселение в Крым 25 тыс. татар. Причем, 600 из них, главным образом, сельскохозяйственные и технические специалисты, были уже наняты и готовы к переезду. Руководство комитета полностью поддержало деятельность берлинского представительства и признало его руководящую роль. А Кырымал и Балич были избраны членами этой организации (11).

Теперь Кырымал и его сотрудники могли говорить немецким чиновникам, что представляют не только эмиграцию, но и весь крымско-татарский народ, а их поездка и ее результаты привели к тому, что «Восточное министерство» юридически подтвердило то, что уже существовало фактически. В январе 1943 г. штаб Кырымала был признан единственным представителем интересов крымско-татарского народа и стал теперь официально именоваться Крымско-татарский национальный центр. А уже в ноябре того же года при «Восточном министерстве» был создан специальный Крымско-татарский отдел (Krimtataren Leitstelle), руководитель которого д-р Р. Корнельсен должен был координировать деятельность Кырымала и его сотрудников (12).

«КАМПАНИЯ ПОЛИТИЧЕСКИХ МЕМОРАНДУМОВ» КРЫМСКО-ТАТАРСКИХ НАЦИОНАЛИСТОВ И ЕЕ ПОСЛЕДСТВИЯ

Давая разрешение на создание Крымско-татарского национального центра, Розенберг полагал, что члены этой организации будут строго следовать немецким инструкциям и проявлять инициативу только в рамках дозволенного. Тем не менее, Кырымал практически сразу начал действовать самостоятельно, часто ставя своих берлинских покровителей перед лицом свершившихся фактов. В результате, это привело к целой серии конфликтов. И первый из них возник на почве взаимоотношений двух националистических центров – в Крыму и Берлине.   

Еще до приезда Кырымала на полуостров, в апреле 1942 г., группа руководителей симферопольского мусульманского комитета (Д. Абдурешидов, И. Керменчиклы и Г. Аппаз) разработала новый устав и программу деятельности этой организации. В целом, они предполагали создание крымско-татарского государства под протекторатом нацистской Германии, формирование своей армии и выборы в национальный парламент. Эти документы были поданы на рассмотрение в Берлин, однако их утверждения не произошло (1). 

После установления контакта с эмигрантами, руководители симферопольского мусульманского комитета попытались еще раз поднять вопрос о политическом статусе Крыма. И эта вторая попытка связана с именем А. Озенбашлы – знаковой фигурой крымско-татарского национального движения периода 1918–1920 годов. Война застала Озенбашлы в Павлограде (Днепропетровская обл.), где он проживал в ссылке, работая врачом-невропатологом. Летом 1942 г. несколько представителей симферопольского мусульманского комитета навестили Озенбашлы, с целью пригласить его в Крым. И националисты, и немцы (с разрешения которых была предпринята эта поездка) понимали, что во всем СССР нет больше такого влиятельного крымско-татарского деятеля. При этом и члены комитета, и оккупанты преследовали совершенно разные цели. Последние хотели воспользоваться авторитетом Озенбашлы среди крымских татар по сугубо утилитарным соображениям. По замыслам немцев, призыв к сотрудничеству, сделанный таким человеком, не оставил бы равнодушным ни одного крымского татарина. Националисты, в принципе, хотели того же, но совершенно для противоположных целей: с помощью такого авторитетного деятеля, каким являлся Озенбашлы, они надеялись получить от оккупантов больше прав, вплоть до разрешения участвовать в политике. Однако Озенбашлы, как потом выяснилось, оказался противником сотрудничества с оккупантами в той форме, в какой это ему предлагалось. Поэтому, он особенно и не спешил в Крым, хотя члены коллаборационисты и немцы настаивали. Чтобы как-то успокоить их, и одновременно проверить степень немецкой готовности идти на уступки, Озенбашлы в ноябре 1942 г. написал свой меморандум, в котором изложил программу сотрудничества между нацистской Германией и крымскими татарами. В этом меморандуме он, помимо всего прочего, потребовал признать последних коренным народом на полуострове и народом-союзником Германии. Чтобы исправить вековую несправедливость, всем крымским татарам, которые находились в изгнании, разрешалось возвращение на родину. Те же, кто уже проживал в Крыму, могли получить обратно свои земельные наделы, отобранные в период коллективизации. Но главное, чего добивался Озенбашлы, было создание религиозного и национального центра, который бы пользовался доверием у народа. Он считал, что немцы просто обязаны согласиться с его требованиями, так как свои права крымские татары уже давно оплатили кровью, пролитой за Германию в 1917–1918 и 1941–1942 годах. 

В феврале 1943 г. этот меморандум при помощи Кырымала был передан во все основные немецкие инстанции, которые занимались «восточной политикой». Эмигранты приложили много усилий, чтобы его прочитало как можно больше чиновников, но результат оказался нулевым. Не стал меморандум известен и на территории Крыма. Местный шеф полиции безопасности и СД оберштурмбанфюрер СС П. Цапп счел «более благоразумным» не распространять его на полуострове. Правда, складывается впечатление, что Озенбашлы сам добивался для своего документа именно такой судьбы. И дальнейшие события показали это очень хорошо [8, s. 315].  

В августе 1943 г. Озенбашлы все-таки приехал в Крым. И здесь его планы направить крымско-татарский народ по некоему «третьему пути» приобрели более конкретные очертания. Находясь в Бахчисарае по случаю празднования Курбан-байрама (октябрь 1943 г.), Озенбашлы получи приглашение от местного мусульманского комитета выступить с речью перед собравшимся народом. И члены этого комитета, и присутствовавшие на собрании немецкие чиновники, думали, что он будет призывать крымских татар к тотальному сотрудничеству с Германией, однако на деле получилось иначе. Озенбашлы, хотя и в завуалированной форме, призвал собравшихся думать, прежде всего, о своих национальных правах. От полностью пронемецкой позиции, которую занимали коллаборационисты, он, в целом, высказался негативно. Вскоре после этого собрания Озенбашлы покинул Крым: опасаясь репрессий со стороны СД, он тайно выехал в Одессу, которая находилась в зоне румынской оккупации, а оттуда – в Румынию. Здесь этот крымско-татарский националист оставался до конца войны, когда был арестован советскими органами безопасности [2, с. 299–301].

История с Озенбашлы закончилась ничем, и ничего, кроме обострения отношений крымско-татарских коллаборационистов с оккупационной администрацией на полуострове, не принесла. Однако она была не единственной причиной возникшего вскоре конфликта. В октябре 1943 г. руководству полиции безопасности и СД попал в руки документ, подготовленный группой членов симферопольского мусульманского комитета. Это была очередная программа, которая представляла собой варианты действий крымско-татарских коллаборационистов на случай поражения нацистской Германии. В целом, рассматривались такие варианты:  

• если Германия явно выходит победителем в войне, следует помогать ей всеми силами, а после окончания войны просить предоставить Крыму независимость;

• Германия победит в войне, но выйдет из нее обессиленной. В этом случае также следует помогать ей, а после войне уже не просить, а требовать независимости. При этом инструментом давления должны будут стать крымско-татарские коллаборационистские формирования;

• если войну выигрывает Великобритания, то в дело должен вступить Д. Сейдамет, к мнению которого могли прислушаться в Лондоне. При таком развитии событий Сейдамет переезжал в Крым, и уже отсюда должен был обращаться о предоставлении независимости. Разумеется, этот вариант мог осуществиться только в том случае, если бы на территории полуострова оставались немецкие войска, или если бы его заняли англичане;

• наконец, Турция вступает в войну на стороне Великобритании, и они совместно наносят поражение Германии. В этом случае Сейдамет опять вступал в дело, но уже с другими требованиями: как и выше, он должен был добиваться независимости Крыма, но с условием передачи его под протекторат Турции (4).  

Нацистам стало известно, что эту программу подготовили близкие к Озенбашлы сотрудники комитета, что не добавило доверия к крымско-татарским коллаборационистам. В результате, как сообщал один из советских партизанских агентов, в последние два месяца оккупации Крыма большинство районных мусульманских комитетов практически не функционировали. А симферопольский комитет состоял, фактически, только из одного человека – «спекулянта» Абдурешидова. Хотя в нем на тот момент числилось еще одиннадцать членов, ни один из них участия в работе не принимал. Симптоматично, что это разведывательное донесение завершалось следующими словами: «В настоящее время в Крыму нет такого человека, который пользовался бы авторитетом среди татар» (5).

ПРОБЛЕМА КРЫМСКОГО МУФТИЯТА В НАЦИСТСКОЙ «ВОСТОЧНОЙ ПОЛИТИКЕ»

Очередной конфликт нацистов и крымско-татарских эмигрантов произошел на почве религиозной политики. После захвата Крыма и создания мусульманских комитетов они стали поднимать перед оккупационными властями вопрос о выборах главы мусульманского духовенства – муфтии. В воссозданном крымском Муфтияте лидеры националистов надеялись обрести некий центральный орган, который не получилось сделать из симферопольского мусульманского комитета. И, надо сказать, что на этот раз их деятельность могла вполне увенчаться успехом.

Дело в том, что националисты на территории Крыма не были одиноки в своих усилиях и имели много союзников. Во-первых, в германских военно-политических кругах. Один из них – уже упоминавшийся Г. фон Менде – так аргументировал положительные стороны появления прогермански ориентированного муфтия на Крымском полуострове: «Исламский мир – это единое целое. Поэтому, шаг Германии навстречу мусульманам на Востоке неминуемо вызовет соответствующие настроения у всех мусульман» [6, p. 267]. Во-вторых, за скорейшее избрание крымского муфтия выступал Хаджи Амин эль-Хуссейни – пронацистски настроенный Великий муфтий Иерусалима, надеявшийся, таким образом, сосредоточить всю мусульманскую активность в своих руках [7, s. 134–138]. И, наконец, в-третьих, в воссоздании крымского Муфтията были крайне заинтересованы Э. Кырымал и его Крымско-татарский национальный центр. Для него Муфтият был своего рода переходной ступенью перед созданием независимого государства. Кроме того, Кырымал и его сотрудники исполняли роль эмиссаров между националистами на территории Крыма и вышеуказанными заинтересованными сторонами [12, s. 123–124].

Как видно, все эти три группы преследовали разные цели, которые были явно недостаточными для того, чтобы сдвинуть вопрос о Муфтияте с мертвой точки. Однако в октябре 1943 г. произошли события, которые заставили их активизироваться. Советская власть отошла от воинствующей антирелигиозной политики и разрешила избрать муфтия для мусульман Средней Азии и Казахстана с резиденцией в Ташкенте. Первыми на это событие отреагировали в «Восточном министерстве». Руководитель его крымско-татарского отдела Р. Корнельсен и Г. фон Менде подготовили меморандум, в котором немецкому военно-политическому руководству предлагалось сделать ответный ход: показать, что выборы ташкентского муфтия являются нелегитимными, а сам он – «марионетка Москвы» [6, p. 268]. 

Наиболее же эффективной формой противодействия, как казалось авторам меморандума, может быть только созыв конгресса высших духовных мусульманских лиц Крыма, Кавказа, Туркестана и Поволжья. Более того, на этом конгрессе немецкая сторона обязывалась дать торжественное обещание способствовать выборам крымского муфтия. Все это должно было проходить в присутствие Великого муфтия эль-Хуссейни, который приглашался на конгресс в качестве почетного гостя. После конгресса планировались формальные выборы, так как кандидата на пост муфтия Корнельсен отобрал заранее. Новым духовным лидером крымских мусульман должен был стать А. Озенбашлы, который в то время уже находился в Румынии (13).

После незначительной доработки этот документ передали на рассмотрение в Верховное командование сухопутных войск, в ведении которого находилась оккупационная администрация на территории Крыма. Проект был амбициозным, однако армейское руководство решило его заблокировать. Уже одно упоминание Озенбашлы в качестве кандидата на пост муфтия убедило немецких генералов в том, что будущая мусульманская инстанция – это не более чем очередной центр для политической активности и интриг крымско-татарских националистов. Об этом весьма откровенно свидетельствовал тот факт, что самые рьяные сторонники воссоздания крымского Муфтията находились в симферопольском мусульманском комитете и Крымско-татарском национальном центре. Кроме того, Крым в этот период представлял собой уже «осажденную крепость», а создание политического центра на мусульманской основе могло только обострить и без того напряженные межнациональные отношения на полуострове. Наконец, по мнению главы местной военной администрации генерал-полковника Э. Йенеке, крымские татары попросту «не заслуживали такой чести». Так, в его донесении в «Восточное министерство» от 28 февраля 1944 г. прямо указывалось, что «создание какого-либо местного правительства только на мусульманской основе или воссоздание Муфтията в Крыму являются неприемлемыми…» [8, s. 316]. 

Естественно, что такой вердикт означал конец проекта по воссозданию крымского Муфтията, даже, несмотря на то, что разговоры о нем в «Восточном министерстве» велись до самой осени 1944 года. Также стоит отметить, что Озенбашлы не очень хотел занять этот пост: его отношение к сотрудничеству с нацистами было тогда уже хорошо известно, и не только в Крыму. Поэтому, когда Кырымал приехал в Румынию уговаривать Озенбашлы стать муфтием, тот ему отказал [4, с. 78].

КРЫМСКО-ТАТАРСКАЯ ЭМИГРАЦИЯ НА ЗАВЕРШАЮЩЕМ ЭТАПЕ ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ В ЕВРОПЕ

Последняя по времени конфликтная ситуация возникла из-за действий Кырымала, направленных на спасение крымско-татарского коллаборационистского актива. Наступал 1944 г. и все понимали, что рано или поздно Красная армия освободит Крым. Поэтому, чтобы как-то приободрить местных коллаборационистов, Кырымал сообщил им, что после ухода вермахта, все крымские татары будут эвакуированы со всем своим имуществом. Это заявление он согласовал только с Р. Корнельсеном, не поставив в известность другую заинтересованную сторону – штаб генерал-полковника Йенеке. Реакция на такое самоуправство последовала незамедлительно. Йенеке обратился к своему непосредственному начальнику – командующему группой армий «А», и попросил его довести до сведения подчиненных А. Розенберга, что по всем вопросам эвакуации из Крыма необходимо обращаться исключительно в военные инстанции. Запрашивать об этом следует, сохраняя, по возможности, строгую секретность, и не делать из этой чисто военной акции пропагандистского мероприятия (8). 

В конце концов, Кырымалу удалось договориться об эвакуации 60 активистов, часть из которых стала сотрудничать с берлинским Крымско-татарским национальным центром. Еще около 2 тыс. (в основном, бойцы полицейских формирований) были вывезены морем после начала боев за Крым и размещены в Румынии. Впоследствии на основе этого контингента немцы создали Татарскую горно-егерскую бригаду войск СС (2).

Тем не менее, до начала советского наступления удалось эвакуировать не всех. Оставшихся членов мусульманских комитетов оккупанты решили задействовать в новом проекте. В январе 1944 г. генерал-полковник Э. Йенеке приказал начать подготовку к созданию на полуострове «земельного правительства» (Landesregierung), которое должно было функционировать под надзором оккупационной администрации. По его замыслу сюда следовало включить лучших представителей трех основных этнических групп, населяющих Крым – крымских татар, русских и украинцев. В дальнейшем, в компетенцию этого органа планировалось передать: руководство гражданской властью, а также командование частями вспомогательной полиции, все вопросы, касающиеся религии и просвещения, благотворительность и судопроизводство. На что в условиях полного окружения полуострова надеялся Йенеке, понять сложно. Также видно, что пропаганды в этом приказе было больше, чем реального отражения сложившейся ситуации. Тем не менее, к марту 1944 г. вся местная администрация и еще функционирующие национальные комитеты были переформатированы согласно этому плану. Но «земельное правительство» так и не заработало – в апреле-мае 1944 г. Крым был полностью освобожден частями Красной армии. А те из крымско-татарских коллаборационистов, кто не успел эвакуироваться с немцами, были задержаны советскими органами безопасности (9).

Таким образом, осенью 1944 г. Э. Кырымал остался единственным лидером крымско-татарских националистов, которого признавала Германия. Однако, фактически, он уже никого не представлял. Крым стал снова советским, а численность крымско-татарских военнослужащих в вермахте и войсках СС и «восточных рабочих» на территории Германии измерялась несколькими тысячами. Тем не менее, даже в таких условиях, ключевым пунктом программы Кырымала было достижение независимости Крыма. Эта позиция привела его в ноябре 1944 г. к конфликту с власовским движением, так как под давлением А. Розенберга Крымско-татарский национальный центр отказался присоединяться к Комитету освобождения народов России (7).

Кырымал активно пропагандировал идею «тюркского единства». Крымские татары должны были не только получить независимость, но и почувствовать себя частицей «единого тюркского мира». С этими идеями он неоднократно выступал на страницах газеты «Kirim», первый номер которой вышел в Берлине 25 ноября 1944 года. Также Кырымал и его организация оказывал активную помощь в ходе создании боевой группы «Крым» – одного из подразделений Восточно-тюркского соединения войск СС. Главным образом, эта помощь заключалась в подготовке офицерских кадров и пропагандистском обеспечении крымско-татарского персонала (15).

17 марта 1945 г. правительство нацистской Германии выступило с официальным заявлением, в котором Крымско-татарский национальный центр и его председатель Кырымал признавались «единственными представителями крымско-татарского народа». Первым шагом этой организации после признания стало заявление о том, что ее главной политической целью является борьба за национальное и политическое освобождение крымских татар. Однако в условиях военного поражения нацистской Германии это событие не имело никаких последствий [8, s. 322].

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Крымско-татарская эмиграция не относилась к числу самых многочисленных и влиятельных среди подобных сообществ, и поэтому не могла претендовать на какую-то особую роль в планах гитлеровской Германии. Однако с точки зрения исламской политики нацистского военно-политического руководства, его благосклонного отношения к тюркским народам, а также в свете русофобских концепций министра по делам оккупированных восточных областей А. Розенберга, крымско-татарские националисты рассчитывали на положительный итог такого сотрудничества. 

Оно начало развиваться практически с самых первых дней после нацистской агрессии против СССР, и было сосредоточено на двух основных направлениях: создание центрального представительства крымско-татарской эмиграции на территории Германии и налаживание прочных связей с коллаборационистским активом на территории Крыма. При этом подразумевалось, что коллаборационисты полностью подпадут под идейное и организационное влияние эмигрантов. Главным итогом такого взаимодействия должно было стать создание крымско-татарского моноэтнического государства под протекторатом нацистской Германии.    

В целом, так и происходило с зимы 1941 по лето 1943 г., когда коллаборационистские мусульманские комитеты стали, фактически, опорой «нового порядка», а крымско-татарские охранно-полицейские формирования – основным инструментом борьбы против партизанского движения. Однако условия такого сотрудничества оказались не теми, которые ожидали крымско-татарские националисты. Вся история взаимоотношений нацистского военно-политического руководства с националистическими организациями, как в Крыму, так и за его пределами, свидетельствует о том, что оно не рассматривало их в качестве равноправного союзника. Мусульманские комитеты были нужны нацистам, прежде всего, как инструмент оккупации, этнонациональной политики или пропаганды, при помощи которого они собирались влиять на основную массу крымско-татарского и нетатарского населения в тех или иных целях. 

Еще одним аспектом существования крымско-татарской эмиграции в планах нацистского военно-политического руководства было его положение «разменной монеты» в борьбе полномочий между властными структурами Германии. С одной стороны это приводило к постоянным конфликтам между эмигрантами-националистами, крымско-татарскими коллаборационистами и представителями гражданской, военной или полицейской администрации на полуострове. С другой стороны – свидетельствовало о том, что цели нацистов и эмигрантов не совпадают. Оккупационная политика на территории Крыма была полностью колониальной и подразумевала послевоенное включение полуострова в состав нацистской Германии в совокупности с тотальной заменой населения на этнических немцев. Естественно, что в такой ситуации все надежды крымско-татарских националистов на создание государства и его атрибутов (парламент, правительство, армия, Муфтият) оказались эфемерными. А некоторые из их числа стали к зиме 1943 г. понимать, что сотрудничество с нацистами было серьезной ошибкой.

Тем не менее, последний факт не означает, что лидеры крымско-татарской эмиграции решили перейти на антинацистские позиции. Они, кто после мая 1944 г. оказался на территории Германии, продолжали активно участвовать в ее военно-политических усилиях. Либо в Крымско-татарском национальном центре, либо в национальных формированиях в составе войск СС. Все же последующие послевоенные утверждения эмигрантских мемуаристов и западных историков о вынужденном характере коллаборационизма с нацистами являются ложными тезисами, которые можно объяснить тем, что большая часть крымско-татарской эмиграции (как, например, Э. Кырымал) сотрудничала с противниками СССР по холодной войне и должна была как-то себя оправдывать. Реальные же факты заключаются в том, что в 1941–1945 гг. ее представители занимали существенное место в нацистской «восточной политике» и, в частности, в планах относительно Крыма. В идейно-организационном смысле они несут равную с оккупантами ответственность за все проявления «нового порядка», его репрессивную политику и попытки этнонациональной трансформации полуострова.

Примечания

1. Архив УФСБ по Республике Крым и г. Севастополю. Ф. 1. Д. 38. Т. 1. Л. 5.
2. Архив УФСБ по Республике Крым и г. Севастополю. Ф. 1. Д. 38. Т. 1. Л. 78.
3. Архив УФСБ по Республике Крым и г. Севастополю. Ф. 1. Д. 38. Т. 1. Л. 128.
4. Государственный архив Республики Крым (ГАРК). Ф. П-151. Оп. 1. Д. 388. Л. 31.
5. ГАРК. Ф. П-151. Оп. 1. Д. 505. Л. 69–69об.
6. Archiwum Akt Nowych. Zp. 2478. Polacy na ziemiach wschodnich RP i na terenie ZSRR w latach 1918–1944. Sygn. 2478/2206. S. 4–70.
7. Bundesarchiv Freiburg (BArch Freiburg). BArch. MSg 149. Sammlung Vladimir Pozdnakoff (Vlasov-Bewegung). MSg 149/7. Bl. 131.
8. BArch Freiburg. RH 20. Armeeoberkommandos. Bd. 7: AOK 16 bis AOK 17. RH 20-17/257. Bl. 109–109rs.
9. BArch Freiburg. RH 20. Armeeoberkommandos. Bd. 7: AOK 16 bis AOK 17. RH 20-17/257. Bl. 108–110rs.
10. BArch Freiburg. RH 20. Armeeoberkommandos. Bd. 7: AOK 16 bis AOK 17. RH 20-17/713. Statuten des Tatarischen Komitees Simferopol. Bl. 1–3.
11. BArch Freiburg. RH 20. Armeeoberkommandos. Bd. 7: AOK 16 bis AOK 17. RH 20-17/713. Major Gesandter von Hentig an den Oberbefehlshaber der Krim General Mattenklodt, Berlin, den 5. November 1942. Bl. 1–2.
12. BArch Freiburg. RH 20. Armeeoberkommandos. Bd. 7: AOK 16 bis AOK 17. RH 20-17/713, Befehlshaber Krim, Abt. VII, Tgb. Nr. 240/43, St. Qu., den 1. April 1943, Betr. «Besuch der tatarischen Emigranten Kirimal und Balitsch». Bl. 1.
13. BArch Freiburg. RH 20. Armeeoberkommandos. Bd. 7: AOK 16 bis AOK 17, RH 20-17/713. Sprachendienst des Reichsminiserium für die besetzen Ostgebiete, Betr. «Die Frage der mohamedanischen Religien in der Krim». Bl. 1–6.
14. BArch Freiburg. RH 22. Befehlshaber der rückwärtigen Heeresgebiete / Heeresgebiet Mitte. RH 22/215. Bl. 36–43.
15. BArch Freiburg. RS 3-39. Ostmuselmanische SS-Division. RS 3-39/1, Den persönlichen Bestand der Redaktionen der Zeitung die «Krim». Bl. 1.

Список литературы

1. Исаев А.В., Глухарев Н.Н., Романько О.В., Ткаченко С.Н., Хазанов Д.Б. Битва за Крым 1941–1944 гг. М.: Эксмо, 2021. 896 с.
2. Озенбашли А. Трагедія Криму: Спогади та документи. Сімферополь: Доля, 2007. 288 с.
3. Романько О.В. Статус Крымского полуострова в планах нацистского военно-политического руководства // Ялта 1945: прошлое, настоящее, будущее. Материалы международной конференции / сост. Е.А. Бондарева. М., 2015. С. 67–74.
4. Романько О.В. Религиозная ситуация на территории Крыма в период нацистской оккупации (1941–1944 гг.) // Журнал российских и восточноевропейских исторических исследований. 2018. № 3 (14). С. 68–82.
5. Соцков Л.Ф. Неизвестный сепаратизм. М.: Рипол классик, 2003. 336 с.
6. Dallin A. German Rule in Russia 1941–1945: A Study of occupation policies. London: Macmillan, 1957. 695 p.
7. Gensicke K. Der Mufti von Jerusalem und die Nationalsozialisten: eine politische Biographie Amin el-Husseinis. Darmstadt: Wissenschaftliche Buchgesellschaft, 2007. 247 s.
8. Kirimal E. Der nationale Kampf der Krimtürken mit besonderer Berücksichtung der Jahre 1917–1918. Emsdetten: Lechte, 1952. 374 s.
9. Kunz N. Die Krim unter deutscher Herrschaft (1941–1944). Germanisierungsutopie und Besatzungsrealität. Darmstadt: Wissenschaftliche Buchgesellschaft, 2005. 434 s.
10. Luther M. Die Krim unter deutscher Besatzung im Zweiten Weltkrieg // Forschungen zur Osteuropäische Geschichte. 1956. Bd. 3. S. 28–98.
11. Motadel D. Islam and Nazi Germany’s war. Cambridge, Ma: Harvard University Press, 2014. 500 p.
12. Mühlen P. v. zur. Zwischen hakenkreuz und Sowjetstern. Der Nationalismus der sowjetischen Orientvölker im Zweiten Weltkrieg. Düsseldorf: Droste Verlag, 1971. 256 s.

Информация об авторе

Романько Олег Валентинович, доктор исторических наук, профессор, профессор кафедры истории России Крымского федерального университета имени В.И. Вернадского, г. Симферополь, Российская Федерация.

Автор-корреспондент

Романько Олег Валентинович, e-mail: romanko1976@mail.ru  

FASCISM, NAZISM, GENOCIDE:

HISTORY AND MODERNITY

Original Paper

Crimean Tatar emigration and its role 

in the «Eastern policy» of Nazi Germany (1941–1945)

Oleg V. Romanko ¹

¹ V.I. Vernadsky Crimean Federal University, 

Simferopol, Russian Federation,

ORCID: https://orcid.org/0000-0001-9898-8560, e-mail: romanko1976@mail.ru

Abstract: 

This publication examines the problem of the activities of the Crimean Tatar emigration during the Second World War, as well as its role in the Nazi «Eastern policy». It is shown that this topic has practically not found its reflection in domestic and foreign historiography. In this connection, the purpose of this publication is to recreate a comprehensive picture of the activities of the Crimean Tatar emigration during this period and its cooperation with the military-political leadership of Nazi Germany. The article has been prepared on the basis of a wide range of sources, both from domestic and foreign archives. In particular, previously classified documents from the archives of the Soviet special services were used when writing the text. The methodological basis of the research was the principles of historicism, objectivity and causality, as well as the main general scientific and concrete historical methods. The general part of the article analyzes the main activities of the Crimean Tatar emigration for the period from 1941 to 1945. It is shown that the main purpose of this activity was the creation of a mono-ethnic Crimean Tatar state under the protectorate of Nazi Germany. As a result of the conducted research, the conclusion is substantiated that the discrepancy between the goals of the «Eastern policy» of the occupants, which was frankly colonial in nature in relation to the occupied Soviet territories, and the tasks of the Crimean Tatar emigration led to permanent conflicts between them. In sum, all attempts at political activity by emigrant nationalists and Crimean Tatar collaborators ended in failure. And their main role was reduced to supporting the Nazi occupation regime and its repressive policy on the territory of Crimea.

Keywords: Crimean Tatar emigration, Nazi occupation, collaboration, Muslim committees, Muftiate, memorial conflict, E. Kirimal, A. Ozenbashli

References

Information about the author 

Oleg V. Romanko, Dr. Sci. (History), Prof., Prof. of Department of History of Russia of V.I. Vernadsky Crimean Federal University, Simferopol, Russian Federation.

Corresponding author

Oleg V. Romanko, e-mail: romanko1976@mail.ru    

Nauka. Obŝestvo. Oborona. 2023. Vol. 11, no. 4. P. 39–39.